Книга Сфинкс - Тобша Лирнер

— Прошу вас. Уверяю — этот номер не прослушивается. Телефонист — один из моих прихожан.

Пока отец Карлотто водил Рэйчел на экскурсию по усыпальнице, я связался с оператором и наконец дозвонился Рубену Кацу, главному финансисту «Геоконсалтанси».

— Рубен, это Оливер. Только что узнал новость. Я очень расстроен.

Так оно и было. Я хотя и недолюбливал Йоханнеса Дю Вура, но смерти он не заслуживал.

— Да, да, у нас полный хаос. Клиенты трезвонят со всех сторон. — Кац был деятельным малым, беззаветно преданным Дю Вуру. — Боюсь, все намного хуже, чем сообщает пресса.

Я похолодел.

— Рассказывай.

— Я наконец добрался до отчетов дочерней компании, к которым Йоханнес меня месяцами не подпускал. Обнаружилось, что были сделаны большие займы, и все под гарантии материнской компании за подписью Дю Вура. Фирма задолжала примерно двадцать миллионов, и срок платежей подходит в следующие несколько месяцев. Мы серьезно подумываем подать заявление о несостоятельности. Глава одиннадцатая.[36]

— Что насчет проекта в Абу-Рудейсе?

— Можешь продолжать работу, но не строй долгосрочных планов. И начинай думать о будущем. Хотя ты лучший в отрасли, так что беспокоиться не о чем.

— А клиенты, «неосязаемый капитал» компании?

— Клиенты заботятся о работниках на местах. Ты это знаешь. Хочешь быть независимым, только заикнись. Здесь много таких, кто только и смотрит, на какой бы спасательный плот свалить. А пока мне предстоит придумать, что сообщить завтра утром держателям акций, и скажу тебе: это очень непросто. Сожалею, Оливер, но я должен был заметить, что назревало. В последние два месяца Йоханнес вел себя очень странно. Его последние деловые решения были… просто самоубийственными. — Я услышал в трубке звонок другого телефона. — Мне пора. Звонят из «Уолл-стрит джорнал»…

Раздался щелчок, и связь прервалась. Я сидел ошеломленный. А я-то думал, что усиливавшаяся паранойя Йоханнеса была вызвана его стилем жизни и ухудшающимся здоровьем. Но я понятия не имел о долгах и трудностях компании. Я поспешно набрал номер спутникового телефона Мустафы на месторождении. И когда уже совершенно отчаялся его услышать, он ответил.

— Мустафа?

Он не отвечал. Я догадался, что мой помощник проверял, нет ли посторонних в помещении.

— Оливер, — прошептал он. — Ты в порядке, мой друг? Глава корпорации сказал, что ты пропал. Мистер Фартайм очень беспокоится.

— Я жив, и это уже хорошо. И похоже, владею тем, чего добиваются очень многие.

— Нет такой вещи, которая стоила бы того, чтобы из-за нее убили.

— Неужели по моему голосу можно сказать, что я труп?

Мустафа рассмеялся.

— Хорошо, что у тебя сохранилось чувство черного юмора, но ты мне нужен здесь. Данные разведки нового месторождения очень обнадеживающие. Когда ты появишься и подтвердишь, что все идет как надо?

— Дай мне что-нибудь около недели. А пока сможешь навестить меня через пару дней?

— Где?

— Я с тобой свяжусь. Найду способ передать весточку.

— Буду с нетерпением ждать.

Здорово было просто услышать его голос — за ним стояла знакомая реальность нефтяного месторождения. Я нехотя положил трубку. И как только она легла на аппарат, меня охватила уже знакомая паника. Чувства метались между приятным возбуждением от сознания, что найдена новая нефть, и ужасом преследования. И еще я постоянно помнил, что тикают часы моей смерти. Загнав страхи в глубину сознания, я тревожно думал о том, что мне предстоит. Может быть, то, что я выставил на астрариуме дату моего рождения, определило развитие моей судьбы не по одному, а по нескольким путям? Сотрясение морского дна в момент, когда Изабелла нашла артефакт, превратилось в землетрясение, распространившееся в пустыню. Последовал сдвиг пород. Новое месторождение нефти обещало сказочное богатство. Но на другой чаше весов лежала моя жизнь. Судьба Йоханнеса была тесно связана с моей, однако он бы сильно осложнил мне существование, если бы я решил заниматься новым месторождением без него. Это подтвердило бы его самые худшие, глубоко сидящие в сознании безумные опасения. Неужели астрариум подыграл моему честолюбию и, устроив смерть Дю Вура, расчистил мне путь? Мне показалось, что я лечу в свободном падении — взорвалась еще одна реальность.

Вернулся отец Карлотто, прервав мои беспорядочные размышления. За ним шла Рэйчел.

— Я говорил с настоятелем монастыря в Дейр-аль-Анба, — сказал он. — Вы можете выйти с группой паломников, которые сегодня направляются в Вади-эль-Натрун, если все еще желаете играть роль монаха.

Я поблагодарил его и повернулся к Рэйчел. Невероятно как мы в последнее время сроднились, несмотря на долгий пробел в нашей дружбе и недавний срыв в сексуальную близость. Ее темные глаза были полны беспокойством.

— Здесь всего два часа пути. — Я старался говорить убедительнее, хотя чувствовал себя совсем не уверенно. — Захочешь послать мне весточку, легко можешь это сделать. Правда, святой отец?

— Конечно.

— Береги себя, — попросила она. — Я должна возвращаться в отель. Мне дали наколку насчет тайного совещания — что-то касающееся всех этих атак. Надо этим заняться. — И, заметив выражение моего лица, добавила: — Не тревожься. Я умею о себе позаботиться. Свяжусь через пару дней. Договорились?

Рэйчел быстро меня обняла, и на мгновение я обрел под ногами твердую почву.

38

Открытый военный грузовик сильно подбрасывало на дороге через пустыню в Вади-эль-Натрун. В кузове мы ехали вдесятером: семья, направлявшаяся в монастырь явно для того, чтобы крестить ребенка, — отец крепко прижимал к себе орущего малютку, пять серьезных монахов пугающе-торжественного вида, поросль на их подбородках едва пробивалась, и я. Мы делили пространство с испуганным козлом, тремя связанными молодыми курочками и петушком, издававшим на каждой выбоине громкий, пронзительный крик. Четыре часа езды от Александрии показались мне изматывающим путешествием — от палящего дневного солнца нас защищал только брезент, у нас не было даже воды, и ехали мы без остановок.

Я ни с кем не разговаривал, чтобы мой акцент и голубые глаза не выдали во мне иностранца. И поскольку был старше, послушники относились ко мне с почтением, принимая мое молчание за религиозные раздумья.

Астрариум я вез в грубом мешке, поставив между ног. И, глядя на проплывающий пейзаж, снова и снова анализировал события, произошедшие с тех пор, как я вернулся в Александрию. Вспомнил появление Мосри на лекции Амелии, Хью Уоллингтона и его связь с Мосри и принцем Маджедом, голос Уоллингтона в парикмахерской, странное новое нефтяное месторождение, смерть Йоханнеса и даже представил вздымающиеся волны Красного моря. Вереница фактов и образов соединялась в сознании в сложную последовательность. Но что из этого было реальным, а что нет? Я надеялся узнать у отца Мины что-то новое. Отец Карлотто выражался туманно, сохраняя тайну исповеди Изабеллы, но я понимал, что он владеет более целостной картиной, чем я. Мне оставалось рассчитывать, что отец Мина добавит к этой картине-загадке новую составляющую. В любом случае неделя в монастыре даст мне время продумать следующий шаг и, если повезет, остановить движение астрариума к моменту моей предполагаемой смерти. В конце концов меня укачало, и я проснулся только через несколько часов, почувствовав, что грузовик затормозил.