Книга Зачарованное озеро - Александр Александрович Бушков

да Тарик и не сумел бы...

Комната была большая и как две капли воды походила на будуар знатной дамы («Блудуар», — с ухмылочкой сказал бы Фишта) — огромная низкая кровать, на затейливой спинке которой тот же серебряный герб, что и на здешних бляхах. Низенький шкафчик

перед высоким зеркалом в еще более затейливой раме, уставленный изящными флаконами, баночками и скляночками («Женская красильня, — фыркнул бы худог Гаспер. — У них красок больше, чем у любого худога»).

И повсюду картины на стенах, а меж ними на низких подставках статуи чуть ли не в человеческий рост, каменные и бронзовые. И все они изображают обнаженных мужчин и женщин, ублажающих друг друга в разнообразнейших позициях — про иные Тарик не читал даже в растрепках и даже от Фишты не слыхивал. И если б только... Вон там две женщины в коротеньких ночных рубашках с распущенными волосами притиснули к стене красивенькую Шко-лярку, и одна задирает ей подол форменного платьица, а вторая уже расстегнула половину пуговиц.

Судя по личику Школярки, ни о каком добром согласии и речи не идет. И вон там насильничают — несколько солдат раздевают молоденькую крестьянку в амбаре. Разбойники на лесной дороге обступили молодую дворянку возле кареты с выпряженными лошадьми, и нет сомнений, что сейчас начнется. Титорша возле мирообраза в углу класса подступает к Школяру. Куда ни глянь, похабень и срамота, а вон там — вообще отпад: нагая красотка с блаженством на лице расположилась на четырках, но пользует ее не человек, а здоровенный косматый пес наподобие пастушеского. Вот уж точно — блудуар...

Глаза разбегались — но и быстро устали от такого обилия картин и скульптур, которые поодиночке вызвали бы самый живой интерес. Словно слопать в один присест полведра лучших конфет. Тьфу, вон в углу — черный жеребец и голая красотка... Были такие растрепки, но все друзья и знакомые Тарика ими брезговали так же, как историями о трубочистах и девульках...

Больше не глядя на все это затейливое похабное многообразие, он прошел по будуару несколько шагов и остановился у низкого столика возле огромной постели. Уставлен множеством тарелок и невиданных им прежде предметов, какие в обычных домах не бытуют. Некоторые яства он легко узнал, а некоторые отроду не

видел и даже не знал, что это такое, — но запахи витали приманчивые, заставлявшие вспомнить, что он сегодня только позавтракал, а время, в самом деле, близится к ужину. Винные бутылки, добрых полдюжины, непохожи одна на другую, разного цвета стекла, высокие и пузатые. Вся посуда то ли позолоченная, то ли, трудно представить, золотая. Не удержавшись, Тарик взял пустую чарку, украшенную искусной чеканкой (снова мужчина и женщина в замысловатой позе), и подумал, что она чересчур тяжела для позолоченного серебра, меди, бронзы и уж тем более для олова или железа. Стол довольно большой, но красивых стульев только два, а это похоже на кое-какие сцены из голых книжек. У него зашевелились кое-какие мысли, но верить им не хотелось: все это крайне походит на...

За спиной раздался мелодичный насмешливый женский голос:

— Ну и как тебе у меня нравится?

Тарик подскочил как ужаленный, не глядя поставил тяжелую стопку, — оказалось, мимо стола, и она упала на ковер, глухо стукнув.

В стене меж двумя скабрезными картинами, казавшейся нерушимой, открылась потайная дверь, и там стояла женщина. Шагнула вперед, не глядя толкнула рукой дверь — и та закрылась, так что невозможно было углядеть, где она только что была. Женщина, улыбаясь, пошла к Тарику грациозной походкой нарочито медленно, остановилась в паре шагов от него.

Красивущая — спасу нет! Молодая, с фигуркой статуи лесной феи. Темные волосы, перевитые нитями алого бисера, рассыпались по плечам и спине, серые глаза цвета утреннего тумана видятся бездонными, и в лице нет ничего порочного, кажется даже, что она еще невинна, — во что не верится при виде этих картин и статуй, ничуть не подходящих для спальни невинной девушки. И платье...

Длинное, открывает лишь босые ступни с крашенными золотом ногтями, а широкие рукава — лишь тонкие пальцы, унизанные перстнями с огромными смарагдами и сапфирами (уж наверняка не обманка), глухой монашеский ворот...

Вот только шито оно из прозрачного и легчайшего розового тарлатана высшего сорта, так что ни малейших тайн, включая

главную женскую, не скрывает. Истины ради нужно уточнить, что все посторонние мысли, все тревоги и непонятности мгновенно вылетели у Тарика из головы, и он как зачарованный во все глаза уставился на красавицу, каких еще не видел, а если и видел, то не так близко и не в столь откровенном наряде.

Судя по легкой улыбке, тронувшей крашенные в светло-алый губы, такое оторопелое лицезрение ее только забавляло. И, что волнует, в ее улыбке не было и тени превосходства, с которым часто взрослые красавицы смотрят на восторженных мальчишек. Показалось даже, что она вот-вот насмешливо высунет розовый язычок, как та очаровательная юная барышня. Она была чуточку выше Тарика, но не более чем на полголовы. Вокруг нее витал неназойливый, но стойкий аромат неизвестной прежде пахучей воды, и она была прекрасна, как радуга...

Язык незнакомка так и не показала. Спросила:

— И как же тебя зовут, мой прекрасный гость?

Сквозь ошеломление ее красотой все же прорвалась трезвая мысль: может, он несправедлив к Бальдеру ? Уж тот-то распрекрасно знал его имя, вписанное в подорожную, и достаточно времени имел, чтобы его назвать кому угодно...

И вторая трезвая мысль: зная твое имя, нечистой силе легче тебя обморочить. А потому Тарик назвал первое пришедшее в голову:

— Бабрат...

— Красивое имя, — сказала прелестница. — А я — маркиза Алем, для друзей — просто Карита. Хочешь быть моим другом, Бабрат?

— Очень своеобразный способ у вас...

— У тебя.

— Очень у тебя своеобразный способ приглашать к себе в друзья...

— Ну, что поделать... — Она приняла вид напроказившей маленькой девочки. — Одичали мы здесь, в глуши. Гостей почти что не бывает, вот и приходится прадедовскими способами их приглашать... Я, надеюсь, не нарушила каких-то твоих грандиозных планов? Куда ты ехал, если не тайна?

— Да какая там тайна, — осторожно сказал Тарик. — Отец послал в Озерный Край покупать рыбу, дело знакомое...

Что же, она в самом деле не знает, кто он такой?