Книга Причуды богов - Елена Арсеньева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Наверху и впрямь было светлее. В открытое окновливались потоки свежего воздуха; дуб пылал, озаряя окрестности.
Юлия почувствовала, что грязный, усыпанныймукою пол под ее ногами гудит и дрожит.
– Что это? – прошептала она.
Ванда не расслышала, но поняла по губам.
– Мельница-то работает.
Да, это крутились жернова – пока впустую,потому что никто не сыпал в воронку зерно, и с малой силой, потому что ослабленбыл напор воды, но все-таки они ворочали своими каменными челюстями, сотрясаявсе вокруг, и приходилось говорить слишком громко, чтобы перекрыть этотнеумолчный гул.
Юлия мрачно усмехнулась. Подходящее местечкодля финальной сцены этой драмы! Или трагедии? Кажется, об этом знает толькоВанда… И судьба.
– Так зачем ты хотела, чтобы я тебянашла? – спросила она раздраженно, следя за каждым движением Ванды, и та,заметив это, перестала беспокойно метаться от окна к воронке и прислонилась кстене, скрестив на груди руки. Это почему-то доставило Юлии мгновенноеудовольствие: а, так и она может вынудить Ванду сделать по-своему!
– Чтобы открыть тебе все, что тыхочешь, – улыбнулась Ванда. – Я знаю наперечет все твои вопросы иотвечу на них с охотою, даже еще прежде, чем ты их задашь. Мне всегда нравилисьмонологи – разумеется, не длинные, а такие, чтобы держать зрителя в напряжении!Посмотрим, удастся ли мне это!
Она помолчала, безошибочно выдержав паузу, иласково улыбнулась Юлии:
– Моя глупенькая Незапоминайка! Когда вЦветочном театре Адам открыл мне, кто ты, я даже не сразу поверила в удачу. Онхотел сообщить в газеты о том, что дочь русского генерала промышляет в борделе,но мне этого было мало, слишком мало! Честь твоего отца принадлежала емуодному, а вот фельдмаршал… Словом, я мгновенно поняла, что лучшей возможностипроникнуть к русским у меня не будет. Ты должна была стать тем пропуском, скоторым я смогу беспрепятственно добраться до Дибича.
Юлия прикусила губу, вспомнив, как графиняЭльжбета мыслила ее «пропуском» для Тодора. Ванда, видимо, тоже вспомнила это.
– Вот-вот! – кивнула она. – Я ещепрежде Эльжбеты поняла, на какие фокусы ты способна, но все-таки мне удалосьизвлечь из тебя кое-какую пользу. Помнишь русский отряд, уничтоженный в Бэз?Именно потому, что ты назвала меня подругой, я беспрепятственно прошла ночьючерез посты, чтобы добраться до поляков… Нет, не прерывай! –предостерегающе вскинула она руку, заметив возмущенное движение Юлии. – Я,да, это я навела их на русских. И с моего же благословения тебя поили зулой.Разумеется, меня никто взаперти не держал, не насиловал… Я просто тянула время,чтобы сломить тебя, превратить в тряпку, в игрушку, подчинить тебя своей воле,чтобы наверняка не разлучиться с тобой, когда мы окажемся среди русских, и,может, твоими руками убивать русских!
У нее прервался голос, и Юлии наконец удалосьзадать вопрос, который занимал ее с той самой первой минуты, как она увиделаВанду сегодня:
– А в своем ли ты уме?
Бог весть, что должна была сделать Ванда:облить ее презрением, закричать возмущенно… Однако она только улыбнуласьнеуверенно и пробормотала скороговоркой:
– Иногда и мне кажется, что нет… а потомприходит Она и говорит, что я все делаю как надо…
Юлия невольно оглянулась, и холодок коснулсяее плеч.
– Кто?!
– Она, – таинственно прошепталаВанда. – Ванда из Могилы!
* * *
Глаза ее были по-детски испуганны, она гляделана Юлию неуверенно, бормотала что-то невнятное, однако в следующее мгновениевдруг темный пламень вспыхнул в них, плечи распрямились, голова вскинулась.Похоже было, словно и впрямь некая сила осенила ее… и прежним, звучным голосомВанда продолжила:
– Могла бы сейчас держать пари на огромнуюсумму, что одно словечко бьется сейчас в твоей глупой головке, будтоперепуганная птичка, и это слово – «Зигмунд»! Ведь так?
– Так, – сказала Юлия, изо всех силпытаясь говорить ровно, однако даже это короткое слово далось ей нелегко.
Ванда глядела на нее задумчиво.
– Ну хорошо, знай мое великодушие! –усмехнулась она. – Все равно… что уж теперь! Успокойся и перестань меняненавидеть! Я впервые услышала про Сокольского от Адама, а потом отРжевусского. Он вовсе не хозяин Цветочного театра – старый Шимон просто шпионилдля него. То, что Зигмунд, оказывается, тоже шпион – русский шпион, мне сказалАдам, и, вливая яд в твою душу, я мстила и Сокольскому, и тебе.
Юлия смотрела на нее молча, прижав руки кгруди.
Да неужели вся тоска, и ревность, и горе, имуки сердца, и слезы – все попусту, ни из чего, лишь по злой воле Ванды?! И онис Зигмундом терзали, отталкивали друг друга потому же?!
– И ты ему не жена? – с трудом проговорилаона.
– Нет, не жена, – преувеличенно ласково,будто успокаивая ребенка, ответила Ванда. – И тетушку в Кракове он неубивал, потому что и не было у него никакой тетушки в Кракове. И, конечно, непредавал русских. И, разумеется, спал как убитый, пока я прыгала на немверхом, – так спал, что мне не удалось даже капельки удовольствия от негополучить, как я ни старалась! Увы, он великолепный мужчина… Но мое вино былослишком крепким!
Юлия схватилась за сердце. Ненависть к Вандебыла такова, что еще миг – и она бросилась бы к ней, схватила за горло – а тамбудь что будет! Но, словно свет небесный, снизошло вдруг прозрение: «Да ведьЗигмунд теперь мой, отныне и вовеки, нет между нами никаких призраков!» – и онаедва не засмеялась от счастья. Право же, Ванда была из тех, кто поднесет вамяду – и сама же будет бегать за противоядием. Она повержена – стоит ли еененавидеть?
Но если так, что же делает Юлия здесь такдолго? Надо скорее бежать в село, спросить, где стоит полк Зигмунда, немедляехать туда… А может быть, каким-то чудом ее ненаглядный супруг еще в Клешеве?«О Боже, сделай так, чтобы я увидела его еще сегодня!» – взмолилась она. Надоспешить. Вот только еще один, последний вопрос: что это Ванду этак разобрало?Откуда вдруг такая великодушная откровенность?
И опять Ванда прочла ее мысли, прежде чем Юлиявымолвила хоть слово.
– Ты, верно, ломаешь себе голову: с чего это яразговорилась? – спросила небрежно. – Ну все-таки мы были подругами,многое пережили вместе, и мне хотелось бы, чтобы ты умерла счастливой.
Мгновение Юлия смотрела на нее, будто оглохнуви ослепнув, потом сердце сильно ударило в горле – раз, и другой, и третий… такмедленно и больно!
– Что? – чуть шевельнула она сухимигубами. – Что ты сказала?..