Книга "Еврейское слово". Колонки - Анатолий Найман

Как видите, запомнил на всю жизнь. Высказывание оказалось универсальным. Оно применимо к множеству ситуаций, коротко, ясно и ярко их характеризуя. Сейчас оно пришло на ум после того, как я прочел в сентябрьском номере «Нью-Йоркера» статью его главного редактора Дэвида Ремника «Письмо из Тель-Авива». В нем обсуждается реакция общества на заявление израильского премьер-министра Нетаньяху о готовности нанести односторонний удар по атомным установкам Ирана. С момента заявления до сегодня прошло время, возбуждение злободневности подостыло, но температура самой коллизии снизиться не может, может разве что повыситься.

Ремник, что называется, «наш человек», продолжительный срок проработал в Москве как американский корреспондент, прекрасно понимает российскую обстановку и ментальность. И израильскую. И, само собой, американскую. Суждения выносит твердые, ни с кем не заигрывает, не лукавит. И при этом не дает советов. Что в высшей степени свойственно нашим журналистам, обозревателям и «экспертам». И не чуждо израильским. И евреям вообще. То есть всем, кто убежден или хотя бы допускает, что они карузо. А когда дело идет о политике, кто в этом не убежден, кто не допускает? Это как шахматные столики на бульваре: двое играют, а еще семь нависают над доской, и все вполголоса, чем особенно терзают играющих, комментируют, и всегда эти комментарии несогласны между собой, но в первую очередь с любым сделанным ходом. А ведь игра идет на маленькие, однако деньги, стало быть, двое – единственные, кто хоть чем-то рискует. Остальные же семь, давая советы, не несут никакой ответственности за предлагаемые варианты. В случае проигрыша того, кто их послушал, они просто разойдутся и еще что-нибудь обидное про него найдут сказать.

Теперь замените столик страной под названием Израиль, поставьте на кон судьбы всех его жителей и само его существование. И что вы, хор каруз из Москвы, Нью-Йорка, Парижа, а и из самой этой страны, запоете, когда Нетаньяху, послушавшись вас, нанесет односторонний удар и потерпит поражение, или, послушавшись вас, не нанесет удара и потерпит поражение? Ремник, и не он один, описывает ситуацию как несравнимо, всегда и принципиально более сложную любой вообразимой. Напоминает кусок проволоки, торчащей из топкой лесной или болотистой почвы, которую, чтобы кто-нибудь за нее зацепившись не поранился, хочешь выдернуть, а оказывается, что это случайно обломившийся и вылезший из-под земли край огромной металлической сетки, намеренно проложенной под поверхностью. Тянешь за него и видишь, как то там, то здесь, в метре, в двух, в десяти начинает ходить дерн, и скорее бросаешь в мгновенном подозрении, что это – минное поле, и вся система связана со взрывными устройствами.

Согласно Ремнику, иранская бомба, судя по всему, реальна, но может быть и блеф. В любом случае она вмонтирована в упомянутую арматурную сетку, пронизывающую весь ближне- и средневосточный регион, который просто не может не сдетонировать. Его пространство, коммуникации и оснащенность вооружением несопоставимы с арабским альянсом времен Шестидневной войны. Односторонний удар – это не разовая бомбардировка иракской или сирийской ядерных фабрик. Расчет на подобный успех и память о победоносной Шестидневной могут на этот раз сыграть с Израилем злую шутку. Плюс, акция против Ирана не просто вовлечет США в конфликт, но неизбежно заставит их воевать. И не отдельно с Ираком, отдельно с Афганистаном (хотя даже так они и там, и там подувязли), а со всем Востоком. Таким, который неизвестно, где начинается и где кончается. Каковы будут последствия внутренних потрясений в Америке, предсказать невозможно.

С другой стороны, так же вероятно, что сравнимым крахом может кончиться и бездействие, ожидание иранской революции, упущенное время. Ремник беседовал с Меиром Даганом, многолетним директором Моссада. В свое время этот человек снискал репутацию безжалостного израильского агента 007. «Его специальность – отделять араба от его головы», – сказал про него Шарон. Но он же в течение десяти лет внимательнейшим образом читал все донесения об Иране. Он противник Нетаньяху. Он настаивает, что антиизраильская риторика иранских лидеров адресована не Израилю и не мировому сообществу, а определенным группам населения внутри Ирана. Он предлагает просчитать не победительные аспекты возможной израильской атаки, а самые неприятные для Израиля. Его доводы против одностороннего удара очень убедительны.

То, о чем рассказывает Ремник, укрепляет меня в моей оценке происходящего в Израиле. Она элементарна и сводится к простой формуле: какой бы ты ни был умный, там, на месте, есть умнее. Причем их ум учитывает то, что твоему не дано, недоступно. Что это не шахматы, а Ватерлоо, не пари, а жизнь, не проигрыш, а гибель. Высказываться, судить, спорить о политике Израиля должны только эти люди, остальные помалкивать.

25 сентября – 1 октября

В продолжение колонки недельной давности.

Я всё думаю: почему мы так невыразительно относимся к иранской бомбе? Не говоря об Израиле, США напрямую объявляют о готовности уничтожить все их ядерные объекты, в Европе то же настроение, по всему миру принимаются экономические санкции. А мы… Под «мы» я имею в виду Российскую Федерацию. То есть ее власти. То есть уже как бы и не мы, потому что мы одно, а власти другое. Но ведь и властям это головная боль, не проходящая и нелечимая. И с нас, когда ядерные грибы поднимутся, может быть спрошено: вы почему не останавливали власти? Ну-ка, несите ответственность, коллаборационисты и военные преступники.

Мы же, то есть и власти, и безвольное население, продолжаем реагировать на происходящее – никак. Нам неинтересно. Пожалуй что и наплевательски. Или, говоря дипломатическим языком, терпимо. По какой же причине? Политик я никудышный, но когда дело идет о судьбе, с одной стороны, детей и внуков, с другой – как минимум Израиля, с третьей – всего мира, не обязательно быть политиком и вполне можно быть никем. Так что я рассуждаю по-обывательски ограниченно – как рассуждал бы о поселившихся на моей лестнице неизвестных с разбойничьими физиономиями. Они хамят, протекают на нижние квартиры, портят лифт, а мы, жильцы, бурчим, но в ссору отнюдь не вступаем.

Я рассматриваю возможные источники этой индифферентности, самые разные. Ну, например, что наше начальство может следовать великому принципу маркизы Помпадур (приписанному молвой ее любовнику Людовику XV) – после нас хоть потоп. Тем более что этот мировой рекорд непобедимого цинизма освящен почтенной древностью. Почти то же, только заменив одну стихию на другую, говорили еще теряющиеся во мраке истории греки, а за ними римский император Тиберий – после меня да хоть смешайся земля с огнем. И в самом деле: ну будет у аятолл эта бомба, так не завтра же. А когда будет, года через три, а то и через пяток, мы, начальство, сразу сядем на загодя закупленные у Франции вертолетоносцы и отплывем в мировые нейтральные воды. А оттуда – на приобретенный по случаю архипелаг, огороженный прихваченными с собой собственными ракетами с соответствующими боеголовками. Тех, кто останется на суше, жаль их конечно, но у них жизнь и так была не Версаль, как-нибудь приспособятся. Да и суши им остается аж седьмая часть мировой, пусть это наполняет их чувством законной гордости. Так что не с чего нам сейчас нервничать.