Книга Мещане - Максим Горький

Нил (с улыбкой). На помощь? Трудно приходится! Сейчас!

Бессемёнов. Ишь! Вот он!.. Тоже – всё с рывка, с наскоку…Тоже нахватался где-то… чего-то… Уважения нет ни к чему на свете…

Акулина Ивановна (подделываясь под тон мужа). И впрямь…Сорванец какой! Таня, ты поди… поди в кухню… в кухню! скажи Степаниде – обедать…

(Татьяна уходит.)

Бессемёнов (угрюмо улыбаясь). Ну, а Петра куда пошлешь? Э-эхты! Глупая старуха! Глупая ты… Пойми, я не зверь какой! Я от души… от страха заних… от боли душевной кричу… а не от злости. Чего же ты их разгоняешь от меня?

Акулина Ивановна. Да я ведь знаю… голубчик мой! Я знаю все…да жалко их! Мы старые с тобой… мы – таковские! Куда нас? Господи! На что нас?А им – жить! Они, милые, горя-то от чужих много увидят…

Петр. Отец, ты, право, напрасно… волнуешься… Ты вообразилчто-то…

Бессемёнов. Боюсь я! Время такое… страшное время! Вселомается, трещит… волнуется жизнь!.. За тебя боюсь… Вдруг что-нибудь… кто насподдержит в старости? Ты – опора нам… Вон Нил-то… вишь какой? И этот… птицаэта, Тетерев… тоже! Ты сторонись их! Они… не любят нас! Гляди!

Петр. Э, полно! Ничего со мной не будет… Вот, подожду ещенемного… потом подам прошение…

Акулина Ивановна. Подай-ка ты, Петя, поскорее, успокой отца…

Бессемёнов. Я в тебя, Петр, верю, когда ты вот так говоришь…рассудительно, серьезно… Верю, что ты жизнь проживешь не хуже меня… Ну, а инойраз…

Петр. Ну, давай, оставим это! Будет… Подумай, как часто унас бывают такие сцены!

Акулина Ивановна. Голубчики вы мои!

Бессемёнов. Вот еще Татьяна… эх! Бросить бы ей это училище…Что оно для нее? Одно утомление…

Петр. Да, ей надо отдохнуть…

Акулина Ивановна. Ох, надо!

Нил (входит раздетый, в синей блузе, но еще неумытый).Обедать скоро будем, а?

(Петр, при виде Нила, быстро выходит в сени.)

Бессемёнов. Рожу-то умыл бы сначала, а потом об едеспрашивал.

Нил. Ну, рожа у меня не велика, вымою живо, а вот есть яхочу, как волк! Дождь, ветер, холодище, паровоз старый, скверный… измаялся я вэту ночь – прямо сил нет! Заставить бы начальника тяги прокатиться в такуюпогодку, да на этаком паровозе…

Бессемёнов. Болтай больше! Что-то, я смотрю, ты проначальников-то легко говорить стал… смотри, худа не было бы!

Нил. Начальникам худо не будет…

Акулина Ивановна. Отец не про них говорит, а про тебя.

Нил. Ага, про меня…

Бессемёнов. Да, про тебя!

Нил. Ага!..

Бессемёнов. Ты не гакай, а слушай…

Нил. Я слушаю…

Бессемёнов. Зазнаваться ты стал…

Нил. Давно?

Бессемёнов. Ты таким языком со мной не смей говорить!

Нил. А у меня один язык (высовывая язык, показывает), и я совсеми им говорю…

Акулина Ивановна (всплескивая руками). Ах ты, бесстыдник!Кому ты язык показываешь?

Бессемёнов. Погоди, мать, постой! (Акулина Ивановна,укоризненно покачивая головою, уходит.) Ты… умник! Я хочу с тобой говорить…

Нил. После обеда?

Бессемёнов. Сейчас!

Нил. Лучше бы после обеда! Право, я голоден, устал, продрог…сделайте одолжение, отложите разговор! И потом, – что вы можете мнесказать? Ругаться ведь будете… а мне ругаться с вами неприятно… лучше бы вы…того… сказали бы прямо, что терпеть меня не можете… и чтоб я…

Бессемёнов. Ну, чёрт с тобой! (Уходит в свою комнату иплотно, крепко прикрывает дверь за собою.)

Нил (ворчит). И отлично! Лучше чёрт, чем ты…

(Напевая себе под нос, ходит по комнате. Татьяна входит.)Опять лаялись?

Татьяна. Ты не можешь себе представить…

Нил. Ну! превосходно представляю… Разыгрывали драматическуюсцену из бесконечной комедии, под названием «Ни туда, ни сюда»…

Татьяна. Тебе хорошо говорить так! Ты умеешь стоять встороне…

Нил. Я умею оттолкнуть от себя в сторону всю эту канитель. Искоро – оттолкну решительно, навсегда… Переведусь в монтеры, в депо… надоеломне ездить по ночам с товарными поездами! Еще если б с пассажирскими! Скурьерским, например, – фьить! Режь воздух! Мчись на всех парах! А тут –ползешь с кочегаром… скука! Я люблю быть на людях…

Татьяна. От нас ты однако бегаешь…

Нил. Да… прости за правду! – убежишь ведь! Я житьлюблю, люблю шум, работу, веселых, простых людей! А вы разве живете? Так как-тослоняетесь около жизни и по неизвестной причине стонете да жалуетесь… на кого,почему, для чего? Непонятно.

Татьяна. Ты не понимаешь?

Нил. То-то нет! Когда человеку лежать на одном боку неудобно– он перевертывается на другой, а когда ему жить неудобно – он только жалуется…А ты сделай усилие, – перевернись!

Татьяна. Ты знаешь – один философ сказал, что только глупомужизнь кажется простой!

Нил. Философы в глупостях, должно быть, знают толк. Но яведь умником себя не считаю… Я просто нахожу, что с вами жить почему-тоневыносимо скучно. Думаю, потому что очень уж вы любите на все и всяжаловаться. Зачем жаловаться? Кто вам поможет? Никто не поможет… И некому, и…не стоит…

Татьяна. Откуда в тебе эта черствость, Нил?

Нил. А это – черствость?

Татьяна. Жестокость… Я думаю, что ты заразился ею отТетерева, который ненавидит за что-то всех людей.

Нил. Ну, не всех… (Усмехаясь.) Тебе этот Тетерев не кажетсяпохожим на топор?

Татьяна. Топор? Какой топор?

Нил. Обыкновенный, железный топор на деревянном топорище…

Татьяна. Нет, не шути! Не надо… Знаешь… с тобой приятноговорить… ты такой свежий… Но только вот… невнимателен ты…

Нил. К чему?

Татьяна. К людям… Ко мне, например…

Нил. Мм… наверно, не ко всем.

Татьяна. Ко мне…

Нил. К тебе? Н-да… (Оба молчат. Нил рассматривает своисапоги. Татьяна смотрит на него с ожиданием чего-то.) Видишь ли… Я к тебе… тоесть я тебя…

(Татьяна делает движение к нему, Нил, ничего не замечая.)Очень уважаю… и люблю. Только мне не нравится – зачем ты учительница? Дело этотебе не по душе, утомляет, раздражает тебя. А дело – огромное! Ребятишки – ведьэто люди в будущем… Их надо уметь ценить, надо любить. Всякое дело надо любить,чтобы хорошо его делать. Знаешь – я ужасно люблю ковать. Пред тобой красная,бесформенная масса, злая, жгучая… Бить по ней молотом – наслаждение! Она плюетв тебя шипящими, огненными плевками, хочет выжечь тебе глаза, ослепить,отшвырнуть от себя. Она живая, упругая… И вот ты сильными ударами с плечаделаешь из нее все, что тебе нужно…