Книга Мещане - Максим Горький

3анавес

Действие второе

Та же комната.

Осенний полдень. За столом сидит старик Бессемёнов. Татьянанеслышно и медленно ходит взад и вперед. Петр, стоя у переборки, смотрит вокно.

Бессемёнов. Битый час говорю я вам… детки мои милые, а,видно, нет у меня таких слов, чтобы сердца вашего коснулись… Один спиной меняслушает, другая ходит, как ворона по забору.

Татьяна. Я сяду… (Садится.)

Петр (оборачиваясь лицом к отцу). Ты скажи прямо – чего тыхочешь от нас?

Бессемёнов. Хочу понять, что вы за люди… Желаю знать – какойты человек?

Петр. Подожди! Я отвечу тебе… ты поймешь, увидишь. Дайпрежде кончу учиться…

Бессемёнов. Н-да… Учиться… Учись! Но ты не учишься… афордыбачишь. Ты вот научился презрению ко всему живущему, а размера в действияхне приобрел. Из университета тебя выгнали. Ты думаешь – неправильно?

Ошибаешься. Студент есть ученик, а не… распорядитель вжизни. Ежели всякий парень в двадцать лет уставщиком порядков захочет быть…тогда все должно придти в замешательство… и деловому человеку на земле места небудет. Ты научись, будь мастером в твоем деле и тогда – рассуждай… А до тойпоры всякий на твои рассуждения имеет полное право сказать – цыц! Я говорю этотебе не со зла, а по душе… как ты есть мой сын, кровь моя, и все такое. Нилу яничего не говорю… хоть много положил труда на него, хоть он и приемыш мой… новсе же он – чужая кровь. И чем дальше – тем больше он мне чужой. Я вижу – будетон прохвостом… актером будет или еще чем-нибудь в этаком духе… Может, дажесоциалистом будет… Ну – туда ему и дорога!

Акулина Ивановна (выглядывая из двери, жалобным и робкимголосом). Отец! не пора ли обедать?

Бессемёнов (строго). Пошла ты! Не суйся, когда не надо…(Акулина Ивановна скрывается за дверью. Татьяна укоризненно смотрит на отца,встает со стула и снова бродит по комнате.) Видели? Мать ваша ни минуты покояне знает, оберегая вас… все боится, как бы я не обидел… Я не хочу никогообижать… Я сам обижен вами, горько обижен!.. В доме моем я хожу осторожно,ровно на полу везде битое стекло насыпано… Ко мне и гости, старые приятели,перестали ходить: у тебя, говорят, дети образованные, а мы – народ простой, ещенасмеются они над нами! И вы не однажды смеялись над ними, а я со стыда горелза вас. Все приятели бросили меня, точно образованные дети – чума. А выникакого внимания на отца своего не обращаете… никогда не поговорите с нимласково, никогда не скажете, какими думами заняты, что делать будете? Я вам –как чужой… А ведь я – люблю вас!.. Люблю! Понимаете вы, что значит – любовь?Тебя вот выгнали – мне это больно. Татьяна зря в девках сохнет, мне это обидно…и даже конфузно пред людьми. Чем Татьяна хуже многих прочих, которые выходятзамуж и… все такое? Мне хочется видеть тебя, Петр, человеком, а не студентом…Вон Филиппа Назарова сын – кончил учиться, женился, взял с приданым, две тыщи вгод получает… в члены управы попадет…

Петр. Подождите… и я женюсь…

Бессемёнов. Да, я вижу! Ты – хоть завтра готов… Ну, только –на ком? На вертушке, на беспутной бабенке… да еще и вдове! Э-эх!

Петр (вскипая). Вы не имеете права называть ее… так!

Бессемёнов. Как – так? Вдовой или беспутной?

Татьяна. Папаша! Пожалуйста… пожалуйста, оставьте это! Петр…Уйди!.. или – молчи! Я ведь вот – молчу! Слушайте… Я – не понимаю ничего…Отец!.. Когда вы говорите – я чувствую – вы правы! Да, вы правы, знаю!Поверьте, я… очень это чувствую! Но ваша правда – чужая нам… мне и ему…понимаете? У нас уже своя… вы не сердитесь, постойте! Две правды, папаша…

Бессемёнов (вскакивая). Врешь! Одна правда! Моя правда!Какая ваша правда? Где она? Покажи!

Петр. Отец, не кричи! Я тоже скажу… ну, да! Ты прав… Но твояправда узка нам… мы выросли из нее, как вырастают из платья. Нам тесно, насдавит это… То, чем ты жил, твой порядок жизни, он уже не годится для нас…

Бессемёнов. Ну да! Вы… вы! Как же… вы образовались… а ядурак! А, вы…

Татьяна. Не то, папаша! Не так…

Бессемёнов. Нет – то! К вам ходят гости… целые дни шум…ночью спать нельзя… Ты на моих глазах шашни с постоялкой заводишь… ты всегданадута… а я… а мы с матерью жмемся в углу….

Акулина Ивановна (врываясь в комнату, жалобно кричит).Голубчики! Да я ведь… родной ты мой! Разве я говорю что? Да я и в углу!.. и вуглу, в хлеву! Только не ругайтесь вы! Не грызите друг друга… милые!

Бессемёнов (одной рукой привлекая ее, а другой отталкивая).Пошла прочь, старуха! Не нужна ты им. Оба мы не нужны! Они – умные!.. Мы –чужие для них…

Татьяна (стонет). Какая мука! Какая… мука!..

Петр (бледный, с отчаянием). Пойми, отец… ведь глупо это!Глупо! Вдруг, ни с того ни с сего…

Бессемёнов. Вдруг? Врешь! Не вдруг… годами нарывало у меня всердце!..

Акулина Ивановна. Петя, уступи! Не спорь!.. Таня… пожалейтеотца!

Бессемёнов. Глупо? Дурак ты! Страшно… а не глупо! Вдруг…жили отец и дети… вдруг – две правды… звери вы!

Татьяна. Петр, уйди! Успокойся, отец… ну, прошу…

Бессемёнов. Безжалостные! Стеснили нас… Чем гордитесь? Чтосделали? А мы – жили! Работалистроили дома… для вас… грешили… может быть, многогрешили – для вас!

Петр (кричит). Просил я тебя, чтоб ты… все это делал?

Акулина Ивановна. Петр! Ради…

Татьяна. Ступай вон, Петр! Я не могу, я ухожу… (Визнеможении опускается на стул.)

Бессемёнов. А! бежите… от правды, как черти от ладана…Зазрила совесть!

Нил (широко распахнув дверь из сеней, останавливается напороге. Он – с работы. Лицо у него черное, закопченное дымом, измазанное сажей,руки тоже грязные. Он в короткой куртке, промасленной до блеска, подпоясанремнем, в высоких грязных сапогах по колено. Протягивая руку, он говорит).Дайте поскорее двугривенный, извозчику заплатить! (Его неожиданное появление ивдруг раздавшийся спокойный голос сразу прекращают шум в комнате, и несколькосекунд все молчат, неподвижно глядя на него. Он замечает впечатление и, сразусообразив в чем дело, с улыбкой сожаления говорит.) Н-ну-у! Опять баталия!

Бессемёнов (грубо кричит). Ты, нехристь! Куда пришел!

Нил. А? Куда?

Бессемёнов. В шапке! Шапку…

Акулина Ивановна. Что, в самом деле? Грязный лезешь прямо вгорницы… ишь ты!

Нил. Да вы двугривенный-то дайте!

Петр (дает ему деньги и вполголоса говорит). Иди сюдаскорее…