Книга Санитарка - Андрей Красильников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Решением распределительной комиссии я был заброшен в село и готов был бороться с трудностями профессиональными. Но оказалось, что существуют ещё и бытовые. И если в больнице могли подсказать опытные врачи, то дома приходилось рассчитывать только на себя.
По сельским меркам мне повезло. Нам, молодой семейной паре, дали двухкомнатную квартиру в деревянном доме. Из привычных для горожан удобств не было ничего: ни водопровода, ни парового отопления, ни канализации. Но, во-первых, это было наше первое отдельное жилище. Во-вторых, апартаменты располагались в среднем подъезде на втором этаже. Таким образом, можно было зимой экономить на дровах: с трёх сторон тебя отапливали соседи.
Необходимость топить печь была трудностью наименьшей. И не беда, что длина топки была шестьдесят сантиметров, а дрова привозили девяностосантиметровые. Главное было получить устойчивый огонь и подталкивать поленья внутрь по мере их сгорания.
Трудностью средней руки была необходимость принести из колонки воду для всех хозяйственных нужд. Точнее, эта трудность была двойная. Вся использованная вода должна быть вынесена в помойную яму. Звяканье вёдер, чистых или помойных, – это та музыка, которая практически не умолкала в нашем доме.
Был ещё ряд проблем, обескураживающих поначалу человека городского: необходимость колоть дрова, пользоваться туалетом свободного падения. Но экстремальной сложностью была, конечно, стирка белья.
Для этого привлекалась семья в полном составе. Я таскал дрова, приносил воду, топил плиту. Жена замачивала бельё в моющем растворе и кипятила его в большом баке, периодически перемешивая содержимое деревянными щипцами. Очень скоро влажность во всей квартире достигала ста процентов. От стирального порошка слезились глаза и хотелось кашлять. Когда силуэт супруги исчезал в клубах горячего пара, жёны декабристов казались мне всего лишь романтическими барышнями.
Впрочем, геройства хватало и на мою долю. Всё бельё, что кипело и бурлило на плите, после выжимания укладывалось в плетёную двуручную корзину. Далее следовал завершающий этап – полоскание. Полоскание в самом первородном его виде: руками на реке. Летом – с мостков. Зимой – в проруби.
Особенно запомнилось первое и последнее зимние полоскания.
Первое – тем, что опущенный в воду пододеяльник набрал в себя столько воды, что стал совершенно неуправляемым. Течение предательски затащило его за кромку проруби, и, несмотря на мои лихорадочные попытки извлечь его обратно, «сия пучина поглотила его». По возвращении домой и объявлении об утрате семейного имущества я обнаружил, что даже девушки интеллигентных профессий способны на ненормативную лексику.
Последнее полоскание, напротив, складывалось очень благополучно. Солнечный мартовский день. Лёгкий морозец. За долгую зиму приобретены навыки безубыточного полоскания. У проруби практически никого нет, за исключением граждан, временно ограниченных в правах.
Надо заметить, что, кроме распределяемых врачей, в район не по своей воле попадали осуждённые за различные преступления. Они содержались на особом поселении – уже не за решёткой, но и несвободные совсем: так называемые бесконвойники. Ребята они были довольно смирные, а собеседники в процессе полоскания – лучше не придумаешь. Рассказывалось множество захватывающих историй, в которых они были исключительно робин гудами. Вот только несовершенство уголовного кодекса и сволочь-прокурор прервали их бескорыстную деятельность.
Белья у них всегда было много, до десятка корзин, поэтому приезжали они на бортовой машине. И, если подгадать ритм полоскания и закончить процесс одновременно, они никогда не отказывали подбросить домой.
В тот день всё шло просто отлично. Отполоскали быстро. Успели обсудить дела вольные и тюремные. Закончили синхронно. Забросили корзины в кузов, залезли сами и тронулись в обратный путь. В дороге пара старых анекдотов на блатном жаргоне сошла за новые.
И вот я в прекрасном настроении на пороге своей квартиры. Желая поразить жену морозным запахом свежего белья, откидываю крышку корзины… Далее словно ожог сетчатки от увиденного: тюремная роба с казённым штампом вместо белоснежных простыней. Слезая с кузова, я прихватил не свой груз!
Жена ещё набирала воздух, чтобы выразить, кто я есть, а я уже летел вниз по лестнице, понимая, что с пустыми руками обратно дороги нет.
Запредельный уровень адреналина в крови и запутанная дорожная разметка внутри села помогли мне сделать невозможное – догнать грузовик, вернуть пропажу, восстановить семейное благополучие. Но штамп исправительного учреждения – «М-300» – долгое время был сюжетом моих кошмарных снов.
Каждый практикующий врач в России должен раз в пять лет пройти курс повышение квалификации, или усовершенствования. Назвать можно по-разному, но суть одна – дабы не закиснуть в деле профессионального развития, ты обязан ознакомиться с новыми методами диагностики и лечения в течение двух месяцев на базе медицинского института.
Начало 90-х. Полный бардак в стране. Никому ни до кого нет дела. Но профессиональное переобучение врачей по инерции ещё очень достойное. Центральные институты остаются носителями академической культуры и передовой мысли, что привлекает докторов из провинции.
Мне несказанно повезло. Пришла путёвка в Москву. Это было моё первое повышение после пяти лет самостоятельной работы. За плечами уже было три года работы в селе и два в центральной городской больнице. Стоит ли говорить, что, отработав столь длительный срок, я считал себя абсолютным профессионалом, которому не лишне будет кое-чему подучиться в столице.
В связи с тем что в нашей семье это было первое расставание надолго, собирали меня тщательно. Кроме обычной в таких случаях суеты, жена давала ценные указания по достойному поведению за пределами домашнего очага, обозначая все тяжкие и особо тяжкие преступления против семейной морали. Меня это злило и отвлекало от глубоких мыслей о вершинах профессионального мастерства. К тому же трёхлетний сын пытался повторять за мамой непонятные термины, и библейские заповеди, произнесённые женой, эхом отзывались устами младенца. Словом, все нервничали.
По завершении сборов прощались дома. Поезд уходил из Исакогорки. Тащить маленького ребенка туда и обратно было слишком хлопотно.
Но вот ритуал прощания, поездка в такси и посадка в поезд позади. Соседи в купе попались нормальные. Впереди сутки пути и два месяца на чужбине. Выхожу в коридор бросить прощальный взгляд на заснеженный перрон. И вдруг вижу мою жену, бегущую вдоль поезда. На два вагона сзади за ней бежал незнакомый мужик, под мышкой у которого болтался мой малолетний сын. В полном недоумении о происходящем я выскочил из вагона. Оказалось – впопыхах оставил на тумбочке в прихожей паспорт и кошелёк. Раньше при посадке в поезд паспорт не требовался, поэтому я ни сном ни духом не догадывался о проблеме.
