Книга Санитарка - Андрей Красильников

«Перелом», – коротко бросил Костоправ после осмотра.

«Тебе в район, в больницу надо. Тута гипс накладывать нужно», – добавил он степенно.

Услышав загадочное слово «гипс», Ванька собрался реветь. Но Костоправ успокоил его. Положил больную руку между двумя дощечками, перебинтовал её и проводил мальчика до калитки.

На улице тем временем стемнело. И как ни спешил Ванька, к леску, где располагалось кладбище, он подошёл в полной темноте. При виде силуэтов могил мальчик откровенно струсил, но продолжал осторожно двигаться вперед. С каждым шагом непонятный, а оттого ещё более ужасный страх нарастал. Ему казалось, что кто-то враждебно-таинственный пристально наблюдает за ним.

Откуда на входе у первых могил взялась лошадь, Ванька так никогда и не узнал. Когда задремавшая кобыла, потревоженная шагами, вдруг неожиданно тряхнула сбруей, напряжённое ожидание разрешилось в истошном вопле. Он, не разбирая дороги, со всех ног бросился в сторону, забыв о больной руке. Однако сам того не подозревая, свернул с основного пути на второстепенную дорожку. Туда, где днём мужики, копая могилу, накидали приличный холм земли.

Ванькины ноги одновременно врезались в препятствие, а тело продолжило движение в форме свободного падения в свежевырытую могилу. Вопль оборвался одновременно с глухим ударом тела о дно ямы. Ещё не понимая, где он, Ванька принялся орать с новой силой, почти обезумев от страха и неизвестности. Когда страх одновременно с голосом стали ослабевать, Ванька стал шарить здоровой рукой по сторонам и быстро понял, что он на дне ямы с вертикальными стенками. Догадался он также, что глубокая яма на кладбище называется могилой. Орать уже не было ни сил, ни голоса.

Иван присел на дно и обдумал своё положение. Выбраться самостоятельно из могилы глубиной около двух метров и со здоровой рукой трудно, а уж с ломаной и подавно невозможно. Как ни крути, выходило одно: ждать помощи. Раздумывая так и постепенно успокаиваясь, Ванька стал ощупывать дно, чтобы устроиться поудобнее.

Неожиданно рука наткнулась на грубую шерсть, а в следующее мгновенье ощутила изогнутый рог. Ужас снова пронзил всё тело мальчика, и в следующий миг Ванька уже с каким-то недетским рёвом, осыпая себя землёй, карабкался по противоположной стороне могилы в полной уверенности, что он в преисподней, и сам почему-то молчаливый дьявол сейчас расправится с ним. Наверх ему было не выбраться. Решив биться до последнего и не переставая орать, он кидал подвернувшиеся комья земли в сторону ужасной находки. При первом же попадании раздался протяжный звук: «Ме-е-еэ».

«Баран?!» – мысль, при которой Ванька застыл на месте. В следующую секунду он уже обнимал неожиданного товарища по несчастью, который в силу менее развитого воображения гораздо спокойней переносил кладбищенский плен. Вероятно, животное свалилось в могилу ещё днём и с тех пор мирно почивало в углу. Как бы там ни было, но ожидать помощи с живым существом, пусть даже бараном, было совершенно нестрашно. Ванька прижался к барану, гладил его и разговаривал вслух так, как будто тот всё понимал. Он говорил, что утром их обязательно найдут, вытащат и на всю оставшуюся жизнь они будут друзьями. Окончательно успокоившись, мальчик задремал на тёплом шерстяном боку, который мерно покачивался в такт дыханию. Вдруг сквозь сон послышался скрип колёс и металлическое позвякивание.

Спасение приближалось на телеге в лице Кольки-хромого, который задержался на вечерней дойке и теперь вынужден был добираться домой в полной темноте. Радости ему это не доставляло, и он напряжённо таращил глаза, выглядывая деревенские огни. Вдруг словно из-под земли раздался приглушённый крик: «Дя-ядь Ко-ля-я! По-мо-ги!» Это было настолько неожиданно, что в следующее мгновение пятидесятилетний мужик орал дурным голосом и хлестал перепуганную лошадёнку.

Окрылённый верой в скорое спасение, а большей частью из-за собственного крика Ванька не сразу понял, что неожиданная подмога стремительно уносилась прочь. С каждой секундой звяканье бидонов становилось глуше. От бессилия изменить ситуацию Ванька разревелся вновь.

В это время оправившийся от первого испуга колхозный извозчик притормозил, а затем и вовсе остановил телегу. Прислушался и отчётливо уловил детский плач. Он развернул лошадь и медленно, стараясь определить направление, поехал на звук. В полном отчаянии Ванька продолжал рыдать на дне и не слышал, как вернулся односельчанин.

«Пацан, ты как тут очутился?» – вглядываясь в тёмный провал, спросил Хромой.

И Ванька, сглатывая слезы, сбивчиво рассказал о своих злоключениях, второпях забыв упомянуть, что он здесь не один. Края могилы осыпались, и конюх, опасаясь падения, опустил вниз вожжи, чтобы таким образом извлечь бедолагу.

Следует напомнить, что времена те были довольно искренние и выражение «Сам пропадай, а товарища выручай» было, скорее, не поговоркой, а руководством к действию. Именно так и поступил пионер Ваня, решив первым подать своего нового друга, так и не представив его Хромому.

Когда на краю могилы показался едва различимый пыхтящий силуэт, Хромой решил помочь больному ребёнку и, протянув руку в темноту, ухватился за жёсткую баранью шерсть. В тот же миг возможность что-либо соображать покинула голову спасателя. Бросив ЭТО обратно с воплем «ЧИЛИКУНЫ!!![6]», колхозник без оглядки бросился бежать, невзирая на физический недуг. Спасение вновь стремительно удалялось.

Ни слёз, ни слов, ни эмоций, чтобы как-то реагировать на происходящее, у Вани уже не осталось. Чехарда ночных событий отняла все детские силы, и усталость, а с ней и безразличие навалились на ребёнка. С трудом по оставленным вожжам он выбрался наверх, уселся на повозку и вскоре был дома. Ничего не объясняя встревоженной матери, Иван повалился спать, отказавшись даже поесть. Уже сквозь сон он слышал, как к матери заглянула соседка сообщить главную деревенскую новость: Колька-хромой, похоже, сдвинулся рассудком – прибежал домой пешком, скрывается от чиликунов на повети и… Дальше он уже не слышал ничего. Он спал и видел во сне одинокого барана, который с грустной укоризной смотрел ему в глаза.