Книга Запретный плод - Лорел Гамильтон

Кэтрин стояла на сцене. Она была неподвижна, глазарасширены. На лице ее было то открытое ранимое выражение, которое бывает успящего, как на лице ребенка. Длинные медные волосы блестели в свете ламп.Глубокий транс я могу узнать с первого взгляда. – Кэтрин! – выдохнула я ее имя ибросилась к ней. Моника сидела за нашим столом и смотрела на меня. И на лице еебыла ужасная понимающая улыбка.

Я была уже рядом со сценой, когда за спиной Кэтрин появилсявампир. Он не вышел из-за занавеса, он просто, черт бы его драл, появился.Впервые я поняла, как люди должны это воспринимать. Как волшебство.

Вампир смотрел на меня. Волосы у него были – золотой шелк,кожа – слоновая кость, глаза – бездонные озера. Я закрыла глаза и затряслаголовой.

Этого не может быть. Таких красивых не бывает.

Голос его после лица показался совершенно ординарным, но этобыла команда.

– Позовите ее.

Я открыла глаза и увидела, что весь зал смотрит на меня.Посмотрев на пустое лицо Кэтрин, я уже знала, что будет, но попыталась, какневежественный клиент.

– Кэтрин, Кэтрин, ты меня слышишь?

Она не шевельнулась, лишь едва заметно было ее дыхание. Онабыла жива, но надолго ли? Вампир погрузил ее в глубокий транс. Это значило, чтоон в любой момент может ее позвать, и она придет. С этого момента ее жизньпринадлежит ему. Как только она ему понадобится. – Кэтрин, прошу тебя!

Я ничего не могла сделать – вред уже был причинен.Проклятие! Нельзя было мне ее здесь оставлять, нельзя!

Вампир коснулся ее плеча. Она заморгала, осмотрелась вудивлении и испуге. Нервно засмеялась:

– Что случилось?

Вампир поднял ее руку к своим губам.

– Вы под моей властью, моя прекрасная дама.

Она снова рассмеялась, не зная, что он говорит чистуюправду. Он отвел ее к краю сцены, и два официанта помогли ей сесть в кресло.

– У меня голова кружится, – пожаловалась она.

– Ты была великолепна! – потрепала ее по руке Моника.

– А что я делала?

– Я тебе потом расскажу. Представление еще некончилось.

Я уже знала, что я в опасности. Вампир на сцене смотрел наменя. Я кожей ощущала вес этого взгляда. Его сила, воля, личность, что бы онони было, ломилось в меня. Мурашки ползли по коже рук.

– Я – Обри, – сказал вампир. – Скажите мне свое имя.

У меня сразу пересохло во рту, но имя – это неважно. Он егомог и так знать.

– Анита.

– Анита! Как мило!

У меня подогнулись колени, уронив меня в кресло. Моникасмотрела на меня огромными и жадными от предвосхищения глазами.

– Идите сюда, Анита, поднимитесь ко мне на сцену.

Голос у него не был так хорош, как у Жан-Клода. Просто небыл – и все тут. В нем не было той текстуры, но разум за ним был таким, какогомне не приходилось ощущать. Он был древним, ужасно древним. И от силы этогоразума у меня ныли кости.

– Идите!

Я только трясла головой – и больше ничего не могла. Ни слов,ни настоящих мыслей, но я знала, что не могу подняться из кресла. Если яподнимусь к нему, то подпаду под его власть, как только что Кэтрин. Блузка уменя на спине пропиталась потом.

– Идите же, ну!

Я стояла и не могла вспомнить, как встала. Господи, помогимне!

– Нет! – Я впилась ногтями в ладонь. Разорвала себекожу и радовалась боли. Я снова могла дышать.

Его разум отхлынул, как отходит назад волна прибоя. У меня вголове осталась легкость и пустота. Я прислонилась к столу, и около меняоказался официант-вампир.

– Не сопротивляйтесь! Если будете сопротивляться, онразгневается!

Я его оттолкнула:

– Если я не буду сопротивляться, он мною завладеет!

Официант выглядел почти человеком – один из новоумерших. Налице его было выражение, и этим выражением был страх.

Я обратилась к тому, кто стоял на сцене:

– Я выйду на сцену, если не будете меня заставлять.

Моника ахнула. Я не отреагировала. Все это неважно – тольковыдержать первые несколько мгновений.

– Тогда идите, как хотите, – сказал вампир.

Я отступила от стола и обнаружила, что могу стоять безопоры. Очко в мою пользу. И даже могу говорить. Два очка. Я смотрела на твердыйполированный пол. Думай только о том, как переставлять ноги, и все будетхорошо. В поле зрения вплыла первая ступенька к сцене. Я подняла глаза.

Обри стоял в центре сцены. Он не пытался меня звать и стоялсовершенно неподвижно. Как будто его вообще не было – ужасающее ничто. И егонеподвижность ощущалась у меня в голове пульсом. Я подумала, что он мог быстоять вот так на виду, и я бы его не видела, если бы он сам не захотел.

– Иди сюда, – прозвучал голос у меня в голове.

– Иди ко мне.

Я попыталась отступить – и не смогла. Пульс колотился вгорле. Не давал дышать. Я задыхалась! Я стояла, и сила его разума вихриласьвокруг меня.

– Не сопротивляйся! – крикнул его голос у меня вголове.

Кто-то беззвучно кричал, и этот кто-то была я. Если ясдамся, это будет так просто. Как утонуть, когда устал бороться. Тихая смерть.Нет, нет!

– Нет.

Мой голос прозвучал странно для меня самой.

– Как? – спросил он. И не скрыл удивления.

– Нет, – повторила я и посмотрела на него. Явстретилась с ним глазами, за которыми был вес всех этих столетий. То, чтоделало меня аниматором, давало мне возможность поднимать мертвых, было сейчассо мной. Я встретила его взгляд и не шелохнулась.

Тонкая, медленная улыбка раздвинула его губы.

– Тогда я к тебе приду.

– Прошу вас, не надо!

Я не могла отступить. Его разум держал меня, как бархатнаясталь. Единственное, что я могла – не идти вперед. Не побежать ему навстречу.

Он остановился, когда наши тела почти соприкоснулись. Глазаего были сплошь карие, бездонные, бесконечные. Я отвернулась от его лица.

– От тебя пахнет страхом, Анита. – Его холодная рукапрошла по краю моей щеки. Я затряслась и не могла остановиться. Его пальцымягко скользили по волнам моих волос.

– Как можешь ты держаться против меня так стойко?

Его дыхание у меня на лице было теплым, как шелк. Оноскользило по моей шее, теплое, близкое. Он сделал глубокий прерывистый вдох.Голод его пульсировал на моей коже. Его жажда сводила меня судорогой. Онзашипел на зрителей, и они пискнули от ужаса. Он сейчас это сделает.