Книга Господь - мой брокер - Кристофер Бакли

Звали ее Филомена. Ей было тридцать с небольшим. Огромные, красивые карие глаза, короткие, как у мальчишки, волосы и фигура, на которую людям моего призвания лучше не засматриваться. Будучи родом из Ричмонда, штат Вирджиния, она обладала не только шармом и акцентом южанки, но и, как вскоре выяснилось, твердым характером, унаследованным от конфедератов.

Аббат познакомился с ней на семинаре Чопры. Она работала консультантом по вопросам управления в «Биллз-Бабб», международной фирме, базирующейся в Нью-Йорке. Встретив на семинаре Чопры аббата, она была заинтригована, а он был заинтригован, встретив последовательницу учения Чопры, поднаторевшую в вопросах организации сбыта. Он тут же нанял ее — предложив гонорар, сумму которого мне даже сейчас стыдно назвать, — дабы «максимизировать признание названий марок „Кана“ и „Секрет Аббата“, придавая особое значение определению потенциала экономического роста». Как я заметил, в договоре не было ни единого слова о повышении качества нашего вина.

Во время дневной трапезы Аббат официально представил ее монастырской общине. Старшие монахи, недовольные присутствием женщины, принялись было роптать. Филомена выступила с кратким и, нужно признаться, увлекательным отчетом о своем опыте работы. Она входила в группу экономических советников, которая втрое увеличила объем сбыта автомобилей «крайслер» в Японии.

— Японские агенты по продаже автомобилей «крайслер» неохотно мирились с тем, что в группе есть женщина, — заметила она, — но потом привыкли — особенно после того, как увидели, каким образом наш план организации сбыта повлиял на объем их продаж.

Я был восхищен ее ловкостью. Этими словами она тактично выразила следующую мысль: «Я знаю, то вы не привыкли к юбкам в монастыре, но дайте мне шанс». Слушая ее, Аббат одобрительно кивал.

— Если она сумела уговорить японцев ездить на американских машинах, — сказал он, — то наверняка сумеет убедить американцев в том, что «Кана» пригодна для питья.

Брат Боб поднял руку:

— Выходит, согласно плану, вино должно стать пригодным для питья?

— Безусловно, мы рассматриваем эту проблему, — сказала она.

— Правильно, — сказал Аббат, — не будем вдаваться в подробности. Послушайте, Филомена, во время трапезы кто-нибудь обычно читает нам вслух. Не хотите ли выполнить эту обязанность? Быть может, подойдет один из тех текстов, что мы изучали на семинаре? Например, «Семь духовных законов преуспевания»?

— Если не возражаете, — сдержанно сказала она, — мне бы хотелось прочесть нечто другое — отрывок из книги, которая до сих пор много для меня значит. — Она порылась в своем портфеле и достала книжку в бумажной обложке, с загнутыми уголками страниц. — Вот она. «Поющие в терновнике».

Аббат явно был поражен:

— А-а! Прекрасно! Вам нравится эта книга?

— Я прочла ее восемь раз.

— А-а!

Монахи переглянулись.

В отрывке, который выбрала Филомена, говорилось о финансовой дилемме героя, красивого священника: то ли принять чрезвычайно крупную сумму денег, завещанную ему и Церкви одной пожилой женщиной, то ли передать эти деньги ее родственникам, работающим в поте лица. Филомена прочла нам о выстраданном решении священника принять деньги. Аббат был так очарован этим нравственным уроком, что попросил ее прочесть следующий эпизод. Филомена принялась было возражать, но Аббат настаивал, и тогда мы услышали историю о том, как этот страдалец священник и одна из родственниц, лишенных наследства, красивая юная племянница по имени Мегги, отправились на прогулку верхом.

Когда стало ясно, что юная особа подвергает испытанию данный священником обет безбрачия, все почувствовали себя неловко. Медоточивый голос Филомены сделался сдавленным, когда она читала обращенные к девушке увещевания священника:

«Тебе ни в коем случае не следует приобретать привычку мечтать обо мне на какой-либо романтический манер. Я никогда не смогу относиться к тебе, как настоящий супруг. В таком аспекте я о тебе даже не думаю, Мегги, ты меня понимаешь? Говоря, что люблю тебя, я не имею в виду, что люблю тебя как мужчина. Я священник, а не мужчина».

Затем Филомена прочла о том, как священник попытался утешить девушку, обняв ее:

«Хотя он обнял ее, у него не было намерения ее поцеловать. Лицо, обращенное к нему, было почти невидимым, ибо луна зашла и стало совсем темно. Он чувствовал, как касаются его груди ее маленькие острые грудки — странное, волнующее ощущение. Но еще более странным и волнующим было то, что так легко, словно ее всю жизнь каждый день обнимали мужчины, она обвила руками его шею и крепко сцепила пальцы».

Аббат негромко откашлялся и встал:

— Очень мило. Спасибо, Филомена. Ну, а теперь нам всем пора заняться делами.

Поселившись в ближайшем мотеле, Филомена ежедневно встречалась с нами, чтобы обсудить свой план организации сбыта. Наши совещания проходили в тесном, ветхом кабинете Аббата, который Филомена однажды в шутку назвала «президентскими апартаментами». На мой взгляд, это было просто брошенное вскользь остроумное замечание, но оно навело Аббата на одну мысль.

— А знаете, — сказал он мне спустя некоторое время, — Филомена права.

— В чем?

— У нас должны быть «президентские апартаменты». Взгляните на это. — Он показал на гнилую дверь, служившую ему рабочим столом, на ржавые шкафчики для хранения документов, механическую пишущую машинку, осыпающуюся штукатурку стен. — Это не первоклассная обстановка, брат Зап.

— А мне нравится, — возразил я. — Вряд ли Филомена сказала это серьезно.

— По-моему, ей хотелось бы работать в помещении более внушительных размеров.

— Я не совсем понимаю, — сказал я, осторожно подбирая слова. — Это Филомене нужен большой кабинет или большой кабинет нужен вам? А может, вам нужен большой кабинет для Филомены?

— Вы вдаетесь в подробности. — Он погрозил мне пальцем. — Разве можно достичь «Поля неограниченных возможностей», сидя в этом… чулане?

Я опасался, что Аббат готов даже пойти на некоторые ухищрения, лишь бы произвести впечатление на Филомену — времяпрепровождение, становившееся в те дни в Кане все более популярным. В последнее время монахи стали внимательнее относиться к своему внешнему виду: гладить рясы, элегантно подпоясываться синктурами. Даже у брата Джерома были правильно подобраны носки. Как-то раз, когда во время службы в церкви мы пели хором сочиненную святым Тадом хвалу страданиям, «De Doloribus Extremis»[12], брат Боб слегка подтолкнул меня локтем и показал на передний ряд монахов:

— Не замечаете изменений?

Продолжая петь стих святого Тада о том, как полезно валяться в колючих кустах куманики, я посмотрел. Чего-то явно недоставало — но чего? И тут меня осенило: характерные лысины на макушках у монахов — именуемые тонзурами — почти исчезли.