Книга Господь - мой брокер - Кристофер Бакли

— Смотрите-ка, зачес в стиле «Кана», — прошептал брат Боб.

Когда Аббат сообщил Филомене, что хочет расширить свой кабинет, и попросил посоветовать, с чего начать, та, казалось, была озадачена. Она принялась протестовать:

— Проектирование интерьера не совсем мой профиль. Если бы вы посмотрели на мою квартиру… — она рассмеялась, — то не стали бы советоваться со мной по поводу декора.

Аббат осторожно коснулся ее руки:

— Я ценю каждый ваш совет. Благодаря вашим усилиям Кана будет переживать экономический подъем. Нам с вами здесь еще долго работать. И я хочу, чтобы вы были довольны.

Филомена зарделась. Я нарушил молчание, принявшись мурлыкать мелодию «De Doloribus». Мне показалось, что Аббату не помешало бы хорошенько поваляться в колючих кустах.

— Посмотрим, возможно, я смогу вам кого-нибудь порекомендовать, — сказала Филомена.

Вот почему случилось так, что неделю спустя в нашу жизнь вошел Эллиот.

Приехал Эллиот на черном седане, с головы до ног одетый в черное, включая очки в массивной черной оправе, причем, как я заметил, лишенные стекол.

— С таким лицом, как у меня, — объяснил он, — приходится тщательно подбирать аксессуары.

Лицо показалось мне вполне нормальным, но, возможно, я пользовался более размытыми эстетическими критериями, нежели он. Незадолго до этого его компания по проектированию интерьера переехала из Сохо, той части Нижнего Манхэттена, где полным-полно художественных галерей и мастерских, в другой район Нью-Йорка. По-видимому, для Эллиота это окружение стало уже недостаточно престижным.

— Сохо, — объяснил он, — это плохо, настоящая дыра.

Теперь его компания обосновалась в бывшей скотобойне, в районе мясокомбинатов.

— Люблю необычные места, — заявил он. — Когда Филомена пригласила меня в монастырь, я сразу пообещал быть тут как тут.

Теперь, когда он был «тут как тут», его возбуждение казалось уже не таким радостным.

Кану он осмотрел молча. Потом мы перешли в кабинет Аббата выпить чаю.

— Ну что ж, — сказал Эллиот, глубоко вздохнув, — здесь есть кое-что интересное.

— Очевидно, — сказал Аббат, — мы недостаточно сосредоточивались на вопросах текущего ремонта.

— Вы занимались другими вещами, — сказал Эллиот, внимательно разглядывая потрескавшийся линолеумный пол.

— Раньше пол был мраморный, — сказал Аббат.

— Люблю старый линолеум, — сказал Эллиот. — Но в работе его не использую.

После этих слов на минуту воцарилось молчание. Потом Аббат сказал:

— Понятно.

— Отлично, — сказал Эллиот, поставив свою чашку на картонную коробку, служившую нам столиком. — Начнем с хорошей новости. — Он выглянул в окно. — Здесь много места для расширения. У меня есть клиенты, которые ради такого пространства и на убийство пошли бы. Стены можно снести — наверно, отбойным молотком. Много места для… а о чем идет речь? Начнем с главного — приемная, кабинет. Конференц-зал. Зал с экраном — для совещаний. Атриум? Можно сделать и атриум. При таком освещении без атриума не обойтись. Ничто так не успокаивает, как фонтан. Может, фонтан лучше всего соорудить в молельне или где вы там молитесь? В общем, — сказал он, не дожидаясь ответа, — в молельне это было бы довольно интересно.

— Думаю, Аббат имел в виду нечто менее масштабное, — отважился вставить я.

— Минутку, — сказал Эллиот. — По-моему, мы что-то забыли.

— Да, — сказал я, — стоимость.

— Винный погреб! Вы ведь вино производите, да? Именно этим здесь все занимаются… то есть, очевидно, не только этим. Но это ваше… основное занятие. Так о чем это я? Ах да… как там в Библии сказано?… Не прячут фонарь под спудом.

— Под сосудом, — сказал я. — Не ставят свечу под сосудом.

— Брат, прошу вас! — сказал Аббат. Он обратился к Эллиоту: — Какого рода общую… атмосферу вы намерены создать?

— Уютной простоты и аскетизма, — сказал Эллиот. — Все должно свидетельствовать о «нищете», но не о «дешевизне».

О «дешевизне» явно ничто не свидетельствовало. Присланная смета на Аббатовы президентские апартаменты — а скорее уже на целый президентский комплекс — составляла 1,3 миллиона долларов.

Я указал на то, что такой суммы у нас нет. Меня сурово осудили за неумение мыслить масштабно и обязали найти деньги, где бы они ни находились.

Аббат показал мне книгу Дипака Чопры «Семь духовных законов преуспевания», подчеркнув особую важность Четвертого — «Закона наименьшего усилия»: «В конце концов вы достигаете такого положения, когда добиваетесь всего, ничего не делая».

Поскольку это потрясающее откровение оставило меня равнодушным, Аббат достал и другие книжки: «Семь привычек людей, умеющих добиваться успеха» Стивена Кови и «Пробуди титана в душе» Энтони Роббинса.

— Возможно, вам будет небезынтересно узнать, брат, что президент Соединенных Штатов недавно[13]пригласил обоих этих джентльменов в Кемп-Дэвид выступить перед высокопоставленными сотрудниками Белого дома с речью о том, как надо руководить правительством, — сказал Аббат.

Поскольку я продолжал стоять на своем, он вручил мне «Силу позитивного мышления» Нормана Винсента Пила.

— Быть может, эта книжка не вызовет у вас такого раздражения, — сказал он. — Это одно из самых популярных учебных пособий. Разошлось уже более пяти миллионов экземпляров.

Я взял книжку с собой в келью и попытался прочесть. Там была вдохновляющая история о ходившей из дома в дом продавщице, которая сказала себе: «Если Бог будет на моей стороне, я знаю, что с Божьей помощью смогу продавать пылесосы». На этом я и прекратил чтение, решив оставаться верным нашему требнику.

Получив от Брокера нашего новые конфиденциальные сведения о положении дел на бирже, я постепенно сумел увеличить наш портфель акций. Я звонил Биллу на Уоллстрит и разговаривал с ним целыми часами. Наш банковский счет он стал называть Канским фондом страхования от потерь.

Филомена наконец разработала свой грандиозный план организации сбыта. В основном он был рассчитан на «признание названия марки „Кана“». Она предложила снять телевизионный рекламный ролик с участием самих монахов.

— Зрители хорошо реагирует на достоверность, — объяснила она, пытаясь перекричать шум бульдозеров, которые рыли котлован под фундамент Аббатова винного погреба. — Они любят «правдивость», а кто может быть правдивее монахов?

Филомена наняла режиссера по фамилии Брент. Брент приехал в куртке с множеством карманов на молнии и привез с собой молодую ассистентку.

— Сам-то я, строго говоря, неверующий, — сказал он, вместо того чтобы представиться, — но к тому, чем вы тут занимаетесь, отношусь с уважением.