Книга Светлое время ночи - Александр Зорич

Выбьем лживую жизнь из тех, кто прикинулся мертвыми!

Пусть знают правду и земля, и небо!»

– Смешно, – заключила Зверда. – Если спросить у них о чем они поют – никто не ответит.

3

Удивительно, но когда Ларафу принесли весть о поражении, он не почувствовал ничего. Ни страха, ни досады, ни уколов самолюбия. Все это пришло потом, к ночи.

– Гиазир Йор погиб! – сообщил Макк, эрм-саванн Опоры Единства. Один из немногих, кому удалось спастись благодаря своим длинным ногам. И хотя по всем правилам беглецов с поля боя в Своде полагалось казнить, Лараф не спешил вспоминать о правилах. Тут было не до правил.

– А бароны? Что бароны Маш-Магарт?

– Их судьба мне неизвестна. Мы начали нападение с успешной атаки оборотней и их приспешников. Все шло по плану. На нашей стороне была внезапность. Все были уверены в скорой победе. Но после того, как некая чудовищная бестелесная сила начала свою работу, выполнение задания стало невозможным! Нечто с губительной быстротой взялось сооружать прямо в центре наших боевых порядков какую-то жуткую крепость. Сама земля, казалось, пожирала нас! Против нас был даже ветер!

«Жуткую крепость», о которой говорил эрм-саванн, Лараф видел собственными глазами в дальноглядную трубу.

Она выросла из серого, тяжелого тумана менее, чем за четверть часа. Никаким военным инженерам и архитекторам не под силу за такое время возвести крепость из глины и вырванных с корнем деревьев. Это Лараф знал. Значит, это были не инженеры. И не архитекторы.

– А что, про эту «силу» гиазир Йор ничего не говорил?

– Я был далеко от гиазира Йора в тот момент. Он погиб одним из первых – ему не посчастливилось оказаться внутри этого глиняного склепа. Но мой начальник, аррум Тусса, кричал что-то про шептуна. Может, это и был шептун.

– Немедленно ко мне аррума Туссу!

– Он погиб, гиазир гнорр, – ответил за растерянного эрм-саванна Макка слуга Эри. Он давно заметил, что его хозяина все чаще посещают приступы забывчивости.

И так далее, и тому подобное. Без Йора Лараф чувствовал себя как без рук. Некому было выполнять черновую работу мысли. Будь при нем Йор, он бы уж точно не опускался до расспросов, которые только и делают, что обнажают его некомпетентность!

Из посланных на убийство Зверды и Шоши людей возвратилось не более двух десятков. Нет, в целом это не угрожало военному положению Свода. Варанцы по-прежнему были и в числе, и в уменье.

В конце концов, они были в замке, а их враги – в лесу, без внушительных запасов, без серьезной осадной техники и без надежных укреплений. «Если не считать укреплением ту крепость из дерьма», – проворчал Лараф.

Но главное – с ними были «молнии Аюта». Лараф знал – пока «молнии» с ними, никто не посмеет штурмовать Гинсавер. Только бы огнетворительное зелье, подпорченное колдовскими чарами ведьмака Вэль-Виры, поскорее просохло.

– Ладно. Что там огневые припасы? – поинтересовался Лараф.

– Уже через несколько часов они будут совершенно сухими, – отрапортовал аррум Опоры Вещей Нэйяр. За просушку смеси он и его подчиненные отвечали головой.

– Ффух, – вздохнул Лараф. Ему сразу же полегчало. – Если бароны Маш-Магарт и их оголтелая чернь не желают быть убитыми при помощи «облачных» клинков или посредством стрел, значит мы расстреляем их из «молний»!

Собранная на совет сводская и военная шушера оживленно заулыбалась.

Оптимизм гнорра всем понравился. Первый шок от известия о гибели шести сотен отборных бойцов прошел. Ужаса, в котором нашли свою гибель Йор и его отряд, почти никто из присутствующих своими глазами не видел. А в остальном все было как всегда. Как на других войнах, которые вел Варан.

А вот Лараф вдруг впал в уныние. В отличие от большинства своих новых коллег, он никогда не был на войне. А уж тем более – в роли полководца.

4

Сознание того, что Зверда и Шоша скорее всего остались живы, наполняло сердце Ларафа тревогой и смятением.

И хотя еще перед отъездом в Урталаргис книга обещала ему «полную безопасность от чужого (а значит в том числе и звердиного) проникновения в светлицу помыслов», он в эту безопасность как-то не верил. Тем более – в «полную». Он помнил: ничего «полного» в природе не бывает. Даже глупость, которая, казалось бы, безгранична, всегда имеет изъяны в виде вкраплений кретинизма.

Одно его утешало. Если бы Зверда могла его убить так, на расстоянии, посредством своего ужасного голоса, который в иные времена нет-нет да и заговаривал с ним изнутри его черепа, она это уже сделала бы. Поскольку то, что он, Лараф – предатель, ясно вот уже несколько часов.

Вот среди этой душевной смуты и нашли Ларафа танцовщицы барона Вэль-Виры – Фафна, Рамен, Нотта и Кин.

Если бы самую языкастую из них, Фафну, спросили, где они провели предыдущие сутки, она, наверное, ответила бы, что они потратили их на преодоление трех этажей. Этажей, отделявших выход из винных погребов от входа в апартаменты гнорра.

Не успели плясуньи выйти на свет в своих кисейных платьях, как попали в похотливые лапы четверых вояк из Отдельного морского отряда «Голубой Лосось». Из этих лап им удалось выскользнуть только к вечеру благодаря вмешательству старшего офицера Гонна окс Стойны, который квартировал на втором этаже. Он присвоил себе добычу подчиненных по праву начальника.

В своем славном прошлом Гонн был большим любителем женщин. Но дурная болезнь, которую он подцепил в Багряном Порту, надолго исключила его из числа юбочников. Гинсавер, к большому удивлению Гонна, вернул ему вкус к жизни – покойник воскрес в умелых устах Рамен. И если бы не срочное задание по уничтожению баронов Маш-Магарт, которые вдруг из союзников превратились в оборотней, Гонн едва ли выпустил бы девочек из своей комнаты до окончания кампании.

А так Фафна, Рамен, Кин и Нотта оказались на втором этаже. Они так шумели и топали за дверями, так громко пели и смеялись, что было слышно даже на лестнице. Сначала Ларафу показалось, что он ослышался. Женский смех в этом невеселом замке? В Гинсавере, по мнению Ларафа, был уместнее смех призраков.

Спустя полчаса они уже танцевали перед Ларафом свой «лучший танец». Как заводная сверкала внушительными ляжками Фафна. Она старательно била в бубен и звенела колокольцами. Кин, красуясь грудью, наигрывала на цитре.

Нотта и Рамен изображали двух сестер, воспылавших друг к другу преступной страстью. Их ласкательные извивания походили на брачные танцы двух не очень гуттаперчевых, но сильно озабоченных размножением самок-питонов: так старательно они обтирались друг о друга, так громко шипели, изображая любовную одержимость.

Несмотря на некоторую нарочитость предложенного действа, Ларафу представление понравилось. Он так залюбовался, что опустошил всю свою немалую чашу вина с перцем.

Бой бубна прекратился. Девушки, тяжело дыша, остановились, поглядывая на гнорра в поисках одобрения. Но гнорр спал с открытыми глазами, погрузившись в сладкие видения.