Книга Семейная книга - Эфраим Кишон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Смотри, — взял я жену за руку, — я бы не хотел, чтобы между нами возникло недопонимание. Ты всегда останешься для меня главной, настоящей женой, женой с большой буквы.
— Какая разница?
— Нет, нет! В таких случаях существует семейная иерархия. Твое несчастье должна знать, что она только вторая в этом доме, пусть она даже будет какой угодно раскрасавицей. Ведь ты будешь старше ее, да?
— Эти вопросы будут решаться в рабочем порядке. Я только побаиваюсь, что дополнительная жена может осложнить твое финансовое положение.
— Всему свое время, — успокоил я супругу, — когда это произойдет, тогда и подумаем. Еще один рот в семье при общем хозяйстве не так уж и отягощает. Но есть в этом и свои преимущества. Надо все хорошенько обдумать.
— Какие преимущества?
— Ну, например… не нужно будет брать бебиситтера.
— Правильно, уже значительная экономия. Раз я останусь с детьми, раз она.
Последние реплики казались мне несколько странными. Я еще не успел до конца приспособиться к ситуации.
— Дети… — пробормотал я, — дети… от кого?
— От тебя, разумеется. А что?
— Я тут подумал… дети… могут возникнуть определенные проблемы…
— Да ладно, ссориться мы не будем.
Я готов был на колени встать перед этой женщиной. Если б у рабби Гершома была жена такого интеллектуального уровня, то я сомневаюсь, что ему пришлось бы менять древние законы. Давайте посмотрим правде в глаза: мужчина может быть примерным мужем, и в то же время его все равно тянет к более молодым и привлекательным. Одно с другим не связано. Это не полигамия, это просто расширенная моногамия в хорошем смысле слова. Господи, до чего же все это просто и естественно, если есть настолько умная и все понимающая жена…
— Кстати, — впервые за последние недели разразился я мужественным свободным смехом, — у меня тут есть одна на примете…
— Кто же?
Это вдруг прозвучало как-то суховато. Жена оперлась на тостер и выпрямилась во весь рост:
— Ну, о ком ты уже думал, хотела бы я знать?
— Я… я думал… но ведь ты же сама… Гершом…
Ее глаза метали громы и молнии:
— Так ты все это серьезно говорил?!
— Серьезно? — засмеялся я. — С чего это вдруг? Ха-ха-ха! Немного юмора, дорогая… немного чувства юмора…
Еще сыру?
— Папа!
Так ко мне обращаются, как правило, мои дети. На этот раз Амир стоит на пороге моего кабинета и держит в руках цветную тетрадь с чудесами природы и наклеенными футболистами.
— Папа, — говорит мой голубоглазый сын, — Земля вертится вокруг Солнца?
— Да, — отвечает папочка, — без сомнения.
— Откуда ты знаешь?
Это влияние космических полетов, я так думаю. Смышленый ребенок отправляется покорять Солнечную систему. Да достанет у тебя сил, сынок!
— Каждый это знает, — объясняю я во всех деталях, — мы это в школе учили.
— Что учили?
Мой мозг работает на третьей скорости. А действительно, что же мы там учили? Все, что я помню из строения Вселенной, это тот несомненный факт, что наш учитель физики носил галстук-бабочку и иногда целыми минутами говорил с закрытыми глазами. Еще у него были выпирающие зубы. Мы дразнили его «Лошадь», если не ошибаюсь. Надо будет проверить.
— Так откуда же ты знаешь?
— Не будь дурачком, — порицаю я сына, — есть тысячи доказательств! Если бы Солнце вращалось вокруг Земли, то это называлось бы Земная система, а не Солнечная…
Я вижу, что Амир уже погрузился в развлекательную систему молодежного журнала. Надо дать молодежи конкретный пример, пока она окончательно не заупрямилась. Он, кстати, все еще рыжий.
— Смотри, — я беру со стола белую резинку, — допустим, что это Луна, а коробка кнопок — Земля…
Настольная лампа — это, естественно, Солнце. Папочка элегантным жестом вращает резинку и кнопки вокруг света, медленно-медленно, вокруг-вокруг…
— Ты видишь тень, дурачок? Когда резинка точно посредине, то вся коробка в тени…
— Ну и что же? Она будет в тени и в том случае, если ты будешь вращать лампу, а коробка останется на месте.
Да, разговаривать здесь просто не с кем!
— Сосредоточься, ради Бога! — кричу я. — Если бы лампа вращалась, то тень вообще ушла бы в сторону…
Вилка вылетела из розетки, и наступила тьма. Я нагибаюсь, и вся кнопочная система рассыпается по полу. Все из-за центробежной силы, будь она проклята!
— Дурачком ты был и им и останешься!
Носки у него вечно спущены, я еще не видел такого неряху!
Во время сбора материалов с пола я пытаюсь вызвать из забвения господина Галилео Галилея, который открыл все эти дела при дворе короля или в каком-нибудь другом дворе. Я это хорошо помню по спектаклю в Камерном театре. Залман Лабиуш играл осторожного ученого, гордо стоящего перед главой инквизиции, он же — Авраам Ронай. На сцене было множество ступеней.
Я подхожу к окну и украдкой гляжу в небо, может, там что-то зашевелится, но как раз сейчас частичная облачность…
— Сосредоточься, — велю я сыну, — я возвращаюсь к твоему глупому вопросу!
Амир обижается и уходит в свою комнату. Я тут же бросаюсь к энциклопедии. Копенгаген, копирайт, Коперник Николай — немецкий астроном (1437–1534). Трепотни о нем на пол-страницы, однако нет никакого приемлемого объяснения вращения. Как видно, и редакторы энциклопедии ничего не смогли вспомнить. Я как бы невзначай возвращаюсь к сыну и кладу свою теплую руку на его пылающую гриву.
— Ну, успокоился?
— Нет, — говорит этот дурачок, — у тебя нет никакого понятия, папа.
Это у меня нет понятия?! Кровь приливает к моей голове! Возвышенным голосом я изрекаю, полагаясь на Залмана Лабиуша:
— Ты помнишь, что сказал Галилей судьям? «И все-таки она вертится!»
— Пусть вертится, но не вокруг Солнца.
— А вокруг чего же? Вокруг твоей бабушки?
По моей спине льется холодный пот. На карту поставлена вся моя отцовская честь.
— Извини, телефон. — Я быстренько удаляюсь. В луче мрака из салона я по секрету набираю Бруно. Он биохимик из Реховота или что-то в этом роде.
— Послушай, — шепчу я в трубку, — откуда мы знаем, что Земля вращается вокруг Солнца?
Тишина. Бруно шепотом спрашивает меня, почему я шепчу?
Ну, я охрип, так почему же вертится?
— А мы это в школе учили, — бормочет этот сомнительный биохимик, — я думаю, что четыре времени года это доказывают, особенно лето…