Книга Огневица - Анита Феверс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Бродяжники переглянулись. Санэл нетерпеливо нахмурился, отчего рисунок хищной птицы на его лбу словно устремился на добычу.
– Ветры и камни! Вы идете или предпочитаете стоять здесь и потеть?
– Идем, – решительно ответила за всех Итрида.
Она поняла, что и в самом деле не отказалась бы смыть грязь и отдать воде хоть часть тех чувств, что заставляли горбиться ее плечи.
В Орлином гнезде не строили мылен или бань. Вместо них рудознатцы пользовались источником с теплой водой, который скрывался в пещере. Даромир вспомнил похожие источники в Великой пустыне и помотал головой, прогоняя непрошеные образы. По пути Санэл рассказал, что когда-то пещера была узкой и темной, но шаманы рудознатцев, умеющие петь камню, расширили и укрепили ее. Теперь в купальне могли мыться разом больше десятка человек.
Толкнув низкую, тяжелую на вид деревянную дверь, Санэл скрылся в пещере. Из-за двери потянуло сыростью и теплом. Только заметив, как Храбр тронул топорик, висевший на его поясе, Итрида поняла, что и сама невольно положила руку на кинжал. Оборотень поймал взгляд Огневицы и ухмыльнулся, но руку не убрал. Итриде не нужно было оборачиваться, чтобы увидеть, как Бояна и Даромир точно так же потянулись к оружию.
Итрида по старой привычке вошла первой. За дверью встретила темнота, но всего через два шага ее рассеял мягкий свет. На стенах через равные промежутки светились белые камни с кулак размером. Они высвечивали три двери: две по бокам и одну в дальнем конце небольшого коридорчика.
– Слева женские купальни, справа мужские.
– А что за той дверью?
– Там купальня старейшины и его гостей. – Санэл потянул на себя одну из дверей, заглянул за нее и кивнул бродяжникам. – Вашу одежду уже принесли. Вернусь за вами через полчаса. Не теряйте времени попусту.
Четверка переглянулась, после чего Храбр и Даромир скрылись за правой дверью. Бояна, поймав взгляд Итриды, кивнула и направилась в комнату по левую руку. Когда все трое ушли, Итрида повернулась к Санэлу:
– И все же: почему ты так добр к нам, рудознатец? Орлы не донесли тебе, кто мы такие? Или вы здесь любого одинаково при вечаете? Не боитесь однажды вместо благодарности получить нож в сердце?
– А кто вы, Итрида Огневица? – Санэл подошел ближе, в упор глядя на девушку и не думая опускать глаза. – Воры? Бродяги? Убийцы?
Итрида едва заметно вздрогнула. Но рудознатец так и не перешел черту: покачал головой и отступил.
– Вы пришли с Марием Болотником. Будь вы хоть навьими тварями из Серой Чащи, вас все равно приняли бы здесь с добром. Видят ветры и камни, Орлиное гнездо обязано ему слишком многим.
– И чем же?
– Он расскажет сам, если захочет. Вот только помни, что, если вы замыслите причинить ему зло, купальни и чистые постели очень быстро сменятся чем-то иным. Кинжалом в сердце, к примеру. – Санэл кивнул на купальню, не дожидаясь ответа Итриды. – Кажется, тебя ждет твоя подруга.
Итрида проводила рудознатца взглядом и, лишь когда он покинул пещеру, позволила себе расслабить напряженные до боли плечи.
За дверью, ведущей в женские купальни, нашелся еще коридорчик, совсем маленький, всего в пару шагов. У стены стояли две лавки, над которыми прямо в толщу скалы были вбиты железные колышки. На одном уже висела одежда Бояны, а впереди звучали плеск воды и довольное фырканье. Итрида быстро стянула собственную одежду и кучей свалила ее на пол. Поневоле поджала пальцы ног, ожидая прикосновения холодного камня, но он оказался теплым, почти горячим.
– Итка, иди сюда! – крикнула Бояна. Итрида со вздохом пошла на ее голос. Подруга уже плескалась в каменной чаше, которая наполнялась водой, текущей из трех отверстий в стене. Чуть поодаль виднелись другие чаши, но, подумав, Итрида скользнула в ту же, где нежилась Бояна.
Когда не знаешь, чего ждать, лучше держаться поближе к тем, кому доверяешь.
* * *
– Нет.
– Дваэлис…
– Болотник, ты сам не знаешь, о чем просишь!
Старейшина Орлиного гнезда тяжело поднялся с белой скамьи, опираясь на посох, тоже белый, как, впрочем, и все внутреннее убранство его жилища. От скамьи, на которой Дваэлис по традиции встречал гостей костяного дома, до зала вели пять невысоких ступеней. Боком, едва заметно набирая воздуха перед каждым шагом, Дваэлис начал спускаться. Он подволакивал правую ногу и постукивал посохом по каждой ступеньке, словно шел по зыбкой топи.
Если бы не лаумы, вернувшиеся в Беловодье десять весен назад, насупленный темнокожий мужчина, глядевший на главу Школы Дейва из-под густых бровей, давно истлел бы в могиле. Болезнь, прозванная костяной гнилью, была коварна: никаких признаков до тех пор, пока кости во всем теле не обратятся в кисель. Однажды, попытавшись сделать шаг, человек падал и больше не поднимался, потому что вместо опоры в его теле оставалась только жижа.
Шесть весен назад гниль настигла Дваэлиса, и только вовремя подоспевшие лаумы сумели сохранить ему жизнь. Но ниже колен ног он не чувствовал.
Дваэлис дохромал до Мария и остановился напротив, держась за посох обеими руками. Он дышал сипло, светлые глаза на темном лице казались каплями воды из горной реки и словно просвечивали душу дейваса насквозь, до самых сокровенных уголков.
– Я не могу пустить твою девочку к Огнь-Камню, Марий. Проси чего хочешь в уплату долга, только не этого. Если все, что ты о ней рассказал, правда, то одним Пряхам известно, что случится, если они повстречаются. Сила, заключенная в Камне, слишком древняя, чтобы оставаться неразумной. Я даже вообразить не могу, что она сотворит, если ее попытается покорить человек, тем более полный огня, о котором ты и сам толком ничего не знаешь. Даже самовилы, – Дваэлис повел открытой ладонью перед грудью, вцепившись другой рукой в посох до белых костяшек, – благословленные крыльями, и те не смогли покорить Камень. Сколько их было? А выжила только одна. Одна, Болотник, слышишь? Если тебе настолько не жаль девчонку, просто убей ее своими руками – хотя бы не будет мучиться.
Марий спокойно слушал все, что выплескивал на него Дваэлис. Старейшина мотал головой и безостановочно повторял: «Нет. Нет!..» Дейвас же молча ждал, приподняв подбородок и заложив руки за пояс. Ему хотелось скрестить их на груди, но Марий заставлял себя стоять как есть. Когда