Книга Когда цветут эдельвейсы - Владимир Топилин

Время шло. С успокаивающимся ритмом сердца щёлкали секунды. Дыхание уравновешивалось, в тело Вали возвращались силы, мысли становились чёткими, спокойными. Прошло несколько минут, прежде чем девушкой овладело нормальное состояние. Непонятно куда испарились взрывные эмоции, злость, ярость. Крутой перевал убил в ней чувство мести. Полчаса назад она была твёрдо уверена, что убьёт Косого, теперь же сомневалась в этом. Где-то в глубине души выплыли ленивые мысли: «Зачем я здесь?» И только вид отрубленной головы Соньки призвал продолжить путь. Пусть он будет обычным, без крови и смерти. Но она должна предотвратить смерть Малыша.

Валя неуверенно перевела взгляд на оружие, что-то вспомнила. Неужели?! Старая «Белка», память деда Фёдора, торчала из снега потёртыми, вертикальными стволами. Она судорожно схватила руками, переломила замок. Так и есть. Стволы пустые... В пылу ярости и погони за преступниками она забыла о патронах.

Немая пустота от растерянности охватила сознание. Она безоружна. Одним видом ружья Косого не испугаешь. В разрешении проблемы поможет только выстрел в воздух или, в крайнем случае, под ноги. Теперь Валя знала, что не станет стрелять в человека, каким бы он ни был врагом, а вот напутать стоит. Как? Пока не могла представить.

Тем не менее, в своём твёрдом решении помочь Малышу, девушка закинула ружьё на плечо, зашагала по лыжне вперед.

Наконец-то перед ней раскинулась старая гарь. Где-то на краю колки чёрные вороны торжествовали пир. Предчувствуя плохое, Валя направилась туда, очень скоро вышла на место, где Косой и Толик догнали, убили и разделали Соньку и Ланку. Она долго бродила вокруг, пыталась найти останки Малыша или следы широких лыж. Полчаса поисков не дали результата, возможно, в тот день марал был в стороне от семьи, избежал смерти. Где сейчас убийцы, оставалось догадываться.

Другом преследовательницы стал чистый морозный ветер. Он принёс с противоположного склона резкие голоса. Валя остановилась, прислушалась, узнала их. «Заворачивай!.. Гони вниз!.. Не давай уйти на пожарище!..» — кричал Косой. Она поняла, что происходит. Не колеблясь, бросилась на помощь Малышу.

«Красный галстук» для Малыша

Утро выдалось тихое, лёгкое, тёплое. В преддверии весны зашумел хвойный лес. Гибкие прутья талины налились красноватым оттенком, мохнатые пихты запахли смолой, разлапистые кедры распушили кисточки хвоинок. Седая муть рассвета растворила звезды. Мягкая кедровая охра солнечных лучей напитала существующий мир негой зарождающейся жизни. Пернатый хор тайги ревностным пением приветствовал: уходи, зима, предоставь весне дорогу! Рябуха кедровка, вспорхнув на вершину острой ели, закряхтела скрипучую песню. Нарушая тишину наступающего дня, испуганно закричала чёрная желна. Порхая друг за другом в переплетениях кустов, запикали проворные синички. Рассыпавшись по рябиннику, заговорили седые дрозды. Услышав новый, необычный звук, тревожно засвистел хохлатый рябчик.

Шуршат широкие лыжи. Поступь тяжёлых ног сотрясает плотную массу снега, будоражит насторожившийся распадок. Шорох одежды, негромкие голоса рушат покой тайги: человек идёт!

Всё слышнее учащённое дыхание. Между слипшимися пихтами мелькнули тёмные фигуры. Копируя извилистое уплотнение лыжни, люди потянулись к небольшой поляне на краю глубокого оврага. Преодолев пологий взлобок, оба остановились, тяжело восстанавливая рвущееся дыхание. Первый присел на корточки, загрёб ладонью искристый снег, стал жадно хватать его ртом. Второй скинул котомку, развязал верёвочку, вытащил бутылку с прозрачной жидкостью. Косой повернулся, нервно посмотрел на Толика опальными глазами, шумно выдохнул:

— Наливай, иначе сердце остановится...

Товарищ открыл пробку, налил в кружку шмурдяк, передал:

— У меня самого руки трясутся, ноги не идут... Хорошо, что с собой опохмел взяли...

После первой дозы оба какое-то время приходили в себя, морщились, закусывали снегом, закурили папиросы. Косой, выдержав длинную паузу, злыми зелёными глазками смотрел куда-то в сторону:

— Всё, завязывать надо, так и ласты недолго склеить. «Этого» последнего... Рога сдадим, денег немного на дорогу, да сваливать надо... Что-то я здесь задержался, «косяков» наворочал. Как бы не накрыли... Если что, Толян, я у тебя ствол оставлю, в тайгу унесёшь подальше до поры до времени...

— Тебе хорошо говорить: ствол оставишь! А если кто увидит?

— А ты не рисуйся с ним, убери в дупло, пусть лежит.

— Ладно, — нехотя согласился Толик. — Спрятать в тайге — дело нехитрое, сделаю. А сам-то когда объявишься?

— Кто знает... — задумчиво ответил Косой.— Может, быстро, а может, никогда...

Они посидели ещё какое-то время, выпили по второму разу. Толик сильно захмелел, стал словоохотлив, дерзок, смел:

— Давай ещё по одной! Бог любит троицу!

— Хватит! — отрезал напарник. — Ты уже и так хорош. Вот дело сделаем, тогда добавим.

— Что его делать? — загорелся Толик. — Марал у дома стоит, я его сам догоню, куда денется? Считай, что деньги за рога у тебя в кармане. Тут работы на два часа! Шагай вперёд, а то у меня Надюха дома тоже помирает с похмелья!

Он закинул на плечи котомку, рванул с места:

— Дай дорогу, первым пойду!

Косой уступил лыжню, криво усмехнулся пьяному товарищу:

— Эх, тебя развезло! На медведя с голыми руками не сробеешь...

— Что мне медведь? — нервно вздрогнул скулами Толян. — Бывало, один на один на «лохматого» ходил. А марал что? Хочешь, одним ножом, без рогатины «красный галстук» завяжу?

— Не стоит, всё-таки это зверь.

— И что, зверь? А как наши деды без ружья ходили? Нет, ты как хочешь, а мне без разницы. Ствол не бери, я всё сам сделаю, одним ножом, — браво похлопывая себя по левому бедру, заверил Толик. — Уж тебе покажу, как надо зверя промышлять! Веришь?

— Верю, — покачал головой напарник. — Давай, двигай лыжами, время не терпит.

Они уверенно пошли вперёд, сначала Анатолий, за ним Косой.

На третьем повороте, на развилке ключа, Косой приостановился, нагнулся, утопил руку под лыжню. Недолго зарывшись по локоть в глубину покрова, нащупал, вытащил спрятанный автомат. Умело обращаясь с грозным оружием, он быстро очистил ствол от слипшейся массы снега, отстегнул магазин, ловко передёрнул затвор, щёлкнул курком:

— Спасибо, дядя Калашников! Как всегда твоя машинка работает!

Толян растянул кислую улыбку:

— Зачем тебе? Говорю, оставь. Я его ножом прирежу.

Однако второй настоял на своём. Он пристегнул магазин, снял штык, развернул его на «бой»:

— Если у тебя не получится, будем делать, как в прошлый раз...

Они нашли Малыша на пологом склоне горы, в густом пихтаче, за пожарищем. Прошла неделя, после того, как марал потерял семью. Он хорошо помнил тот хмурый, пасмурный, снежный день, когда люди с другим запахом пришли, убили Ланку и Соньку. Зверь слышал, как тревожно кричала мать, как беззащитно хрипела маленькая, несмышлёная дочь. Стараясь защитить их, отец бросился на помощь, даже выскочил из тайги на чистое место, на расстояние полёта пули, грациозно подставил бок под выстрел. Однако подбежать ближе, чтобы помочь не мог. Слишком велика была сила страха перед человеком, он не привык есть из ласковых рук мягкий хлеб.