Книга Конец Смуты - Иван Оченков

— И как именно вы собираетесь мне услужить? Пока что ваш прием не был слишком любезным.

— Ну что вы, государь, это просто, как вы сами сказали, недоразумение! И что бы загладить его мы готовы немедля выплатить вам известную сумму в качестве компенсации.

— Вы говорите о контрибуции?

— Мы полагаем, более уместным было бы назвать ее подношением. Озвучьте только цифру, ваше величество.

— Ну, подношение, так подношение. С учетом всех обстоятельств я полагаю уместной цифру в один миллион талеров.

Если бы земля разверзлась под ногами лучших людей города и прекрасная Рига погрузилась в пучину вод, вряд ли бы их лица выражали бы большее отчаяние.

— Ва, ваше величество, — нашел в себе силы сказать фон Экк, — но эта сумма совершенно непомерна!

— Да неужели! А вы не забыли, любезнейший, что я только что взял ваш город на шпагу, и что большинство его жителей находится сейчас здесь в окружении моих людей. И только природное человеколюбие не позволяет мне решить вопрос кардинально.

— Сто тысяч талеров!

— Что простите?

— Двести тысяч талеров!

— Право, мне даже неудобно выслушивать подобные предложения. Похоже, в вашем городе меня совсем не уважают.

Отчаянный торг продолжался еще некоторое время. Окончательная сумма была определена в полмиллиона талеров, причем половина должна была выплачена немедленно звонкой монетой или серебряными изделиями по весу. На остальную часть суммы магистрат выпишет мне чек в Фуггеровский банк. Срок погашения год. Кроме того, в мою собственность переходил весь арсенал города Риги, а окрестные бароны должны были снабдить мою армию продовольствием. Городская стража была немедля разоружена и все укрепления заняты моими солдатами. Комендантом города я назначил фон Гершова. Жители получили три дня на сбор средств, а я с небольшим отрядом решил все-таки навестить курляндскую родню.

Когда войска Ивана Грозного поставили жирную точку в существовании Ливонского ордена, его последний магистр Герхард Кетлер сумел подсуетиться и сохранить хотя бы часть своей прежней власти. Девятый сын захудалого вестфальского дворянина, очевидно, с детства умел приспосабливаться к жизни, иначе как бы он смог достигнуть своего положения. Объявив себя главою новоиспеченного герцогства Курляндского и Семигальского, он присягнул Великому княжеству Литовскому и щедро наделил своих бывших рыцарей землей и крепостными. Утвердившись на троне, он женился на дочери моего прадеда Альбрехта Красивого, Анне. Так что два его сына Фридрих и Вильгельм, разделившие по-братски наследство своего покойного батюшки, приходятся двоюродными братьями моему покойному родителю и, соответственно, двоюродными дядями мне. Впрочем, этим наше родство не исчерпывается. Герцог Семигальский Фридрих женат двоюродной сестре моей матушки Елизавете Магдалене Померанской. Так что хотя мы родственники может и не слишком близкие, но и седьмой водой на киселе нас точно не назовешь. Всю эту подноготную меня, еще в бытность в Дарлове, заставила заучить моя либер мутер — герцогиня Клара Мария. Досконально я все, разумеется, не запомнил, но кое-что, включая некоторые даты, в голове осталось. Вся эта поездка с самого начала была сплошной авантюрой, которыми, ваш покорный слуга, впрочем, и прославился.

Как я и рассчитывал, утром четырнадцатого июня, мой маленький отряд торжественно вступил в Митаву. Восемьсот всадников, конечно, не бог весть какая армия, но для здешних мест величина не малая. К тому же собравшиеся отпраздновать день рождения своей герцогини бароны ничего подобного не ожидали, таким образом, все что успели сделать потомки крестоносцев это запереться в герцогском замке и с тревогой наблюдать за происходящим. Впрочем, пока ничего ужасного вокруг не происходило. Неизвестное войско, заняв город, не торопилось предавать его огню и мечу, а жителей подвергать грабежам и насилиям, чем вводило во все большее недоумение герцогскую чету и толпящихся вокруг них баронов.

Наконец, к воротам замка подъехали несколько кавалеристов, и над притихшим замком разнесся звук горна.

— Кто вы такие, и что вам здесь нужно? — нашелся, наконец, один из охранников, когда молчание стало совсем уж неприличным.

— Русский кайзер, Великий князь Московский и Великий герцог Мекленбурга Иоганн Альбрехт, — начал перечислять по-немецки мои титулы посланный мною парламентер, — прибыл поздравить с днем рождения свою тетушку светлейшую герцогиню Елизавету Магдалену, а также засвидетельствовать уважение своему любезному дяде герцогу Фридриху Кетлеру!

Если бы разверзлись и упали на землю небеса, то вряд ли бы это произвело большее впечатление на собравшихся. Однако немая сцена вскоре миновала, ворота раскрылись и мое величество, сопровождаемое богато разодетой свитой, торжественно вступило в цитадель Кетлеров. Хотя фанфар и пушечных залпов не было, церемония получилась достаточно пышной. Блестящие мекленбургские кирасиры с одной стороны и бородатые рейтары Вельяминова с другой, составляли яркий контраст, привлекавший к себе внимание яркостью красок и богатством вооружения. Идущие впереди в белых кафтанах и горлатных шапках рынды с поддатнями, сверкали серебряными топориками. А следующие за моей спиной слуги с подарками разжигали воображение. Сам я, впрочем, разряжаться в пух и прах не стал, рассудив, что почти тысяча вооруженных кавалеристов, сами по себе неплохое украшение. Лишь вышитая на шляпе корона и золотые знаки орденов меча и слона, ясно указывали на мой статус.

— Ваш неожиданный визит, большая честь для нас, — напряженно проговорил герцог Фридрих явно не знающий как себя вести.

— Ну, не мог же я пропустить день рождения тетушки, — начал я с улыбкой, но видя, что никто не улыбается в ответ, продолжил, — тем более что, совершенно случайно, оказался неподалеку. В Риге.

— В Риге?

— Да, у меня там кое-какие дела.

— Вот уж не ожидала, что вы, ваше величество, такой ревнитель родственных уз, — с некоторой долей ехидства, вступила в разговор Елизавета Магдалена.

Я внимательно посмотрел на свою двоюродную тетку и еще раз улыбаюсь. Сегодня ей исполнилось тридцать три года — возраст Христа. Довольно красивая еще женщина с умным и властным лицом, белизну которого оттеняет гофрированный воротник. Нарядное платье из небесно-голубого цвета тафты, обильно затканное серебряными нитями, сидело на ней как на молоденькой девушке, подчеркивая стройность фигуры. Последнее, впрочем, неудивительно, ибо их брак с Фридрихом бесплоден. Обернувшись вполоборота к слугам киваю и перед герцогской четой расстилаются, искря и переливаясь чудесные меха. Над толпой придворных пролетает стон, дядюшкино лицо меняет выражение с опасливого на довольное, и только прекрасная как статуя герцогиня взирает на меня по-прежнему холодно.

— Милая тетушка, обо мне действительно много чего говорят и не все эти слухи ложь, но моя матушка всегда отзывалась о вас как о своей любимой сестре и передала это отношение мне. Прошу вас принять этот скромный дар и сменить гнев на милость.