Книга Кракен - Чайна Мьевилль

Слышал, ты собирался прийти. Голос звучал издалека. Ангел пытался рассказать Билли о сражениях, в которых участвовал, но его пояснения были недоступны человеку. Он пробовал излагать бессмысленные истории, не доводя их до конца; Билли вежливо кивал после каждого неудавшегося анекдота. Наконец, кашлянув, как воспитанный человек во время чаепития, Билли вернул ангела к насущным вопросам.

— Мне сказали, ты можешь объяснить, что происходит. Один из ваших следовал за мной. Присматривал. Из Музея естествознания. Можешь сказать почему?

Могу, сказал бывший ангел. Он жаждал отвечать. Ты — тот, кого он ждал.

— Та бутыль? Ангел из Музея естествознания? Как ты узнал?

Рассказали. Другие. Мы разговаривали. Может, он и был мертв, но сохранял связь со своими все еще активными родственниками. Он провалился, сказала коровка. Билли ощущал за спиной дуновения воздуха, как будто распашные двери открывались и закрывались, помогая ангелу говорить. Его голос выстраивал звуки. Кракен пропал. Он не справился. Полон вины.

— Он покинул музей, — сказал Билли.

Все они. Все мы. Идет битва против сил конца. Нет смысла оставаться. Они сражаются с финальностью. Но этот. Ушел первым. Хочет загладить вину. Всегда пытается тебя найти. Присматривает за тобой.

— Почему?

Билли отодвинулся и наткнулся на закрывающуюся дверь. Он встал в стороне от нее, чтобы филакс мог говорить при помощи скрипа петель. Помнит тебя. Ты избран.

— Что? Я не… Как? Почему он избрал меня?

Ангелы ждут своих мессий.

Ангелы ждут своих мессий?

И ты пришел, рожденный не от женщины, но от стекла.

— Не понимаю.

Дает тебе силу — ты мессия его памяти.

— Эта штука со временем? Он дал мне это? Дейн сказал, что это из-за кракена… Ох! Стой, стой. Ты думаешь?..

Билли начал смеяться — сначала редкие, приступы хохота делались все чаще. Билли сел на пол и заставил себя хохотать беззвучно. Он знал, что это истерика. Облегчения не чувствовалось. Корова двинулась к нему. Мгновением раньше она была в конце комнаты — и вот уже оказалась на два или три фута ближе и смотрела на него стеклянным глазом.

— Все нормально, — сказал Билли угасающей памяти. — А знаешь, что думает Дейн? — Он улыбнулся экс-ангелу, как собутыльнику. — Что все это из-за кракена. Думает, я кто-то вроде Иоанна Крестителя. Но значит, он мыслил в неверном направлении. Спрут здесь ни при чем. Все дело в чертовом аквариуме. — Билли помолчал. — Ну что ж, это смешно, правда? А знаешь, что еще смешнее? Самое смешное? Что я тогда шутил.

Билли сохранял невозмутимость, когда утверждал, что стал первым ребенком из пробирки. Эту смехотворную, бессмысленную шуточку, которую он когда-то себе позволил, а потом повторял, чтобы не смазать впечатления, — ее подслушал genius loci, дух музея. Возможно, ангел улавливал все разговоры о бутылях и их силе. Возможно, он не понимал шуток и не различал лжи.

— Это неправда, — сказал Билли.

Ангел памяти в коровьем обличье ничего не ответил. «Щелк-щелк-щелк-щелк» — щелкали четыре его желудка, попеременно освещаясь.

Билли наклонился в его сторону.

— Я не пророк кракена, а бутылочный мессия. — Он снова рассмеялся. — Но это совсем не так, не так.

Бутылочный ангел все умалялся и умалялся, убывал ежедневно из-за блужданий за пределами своих владений, из-за своего провала, своих постоянных усилий — существо из стекла, консерванта и костей непрерывно распадалось. Он станет снова искать Билли, заново творя себя из разных останков в своем дворце, но вынюхивая ту часть своей сущности, которую успел вложить в Билли, которая давала ему эту незаслуженную мощь. Вплоть до полного своего исчезновения этот ангел будет пытаться найти Билли, и это из-за Билли он потерял архитевтиса.

— Я бы хотел, чтоб он вернулся, — сказал Билли.

Вернется.

— Да, но побыстрее. Пропал мой напарник. Мне нужна помощь, любая помощь.

Ты мессия памяти.

— Да, только это не так. — Билли медленно поднял взгляд, медленно встал и улыбнулся. — Но знаешь что? Я это приму. Приму что угодно. — Он мысленно потянулся, надавил и почувствовал, что время будто подалось. Да, может быть. — Ты собираешься идти? Наружу?

Ангел ничего не сказал. У него, как есть мертвого, не было сил сражаться на войне, которую вели его живые родичи. Билли ощутил прилив доброты.

— Ладно. Ладно, не имеет значения. Оставайся здесь, присматривай за этим местом. Оно в тебе нуждается.

Из другой части здания донесся шум, который не имел отношения к филаксу. Билли стоял у двери, наготове, с оружием в руках, вслушиваясь в звуки, — и без малейшего понятия, как он туда попал. Ангел пытался говорить, но Билли держал дверь закрытой, и тому нечем было производить скрип.

— Ш-ш-ш, — шепнул он, приказывая ангелу убираться.

Тот ушел, но шаги его, казалось, отдавались повсюду. Билли на мгновение решил, что сейчас прибежит охваченный ужасом охранник. (Он не знал, что все охранники давно знают о старой и меланхоличной сущности, бродящей по зданию, и не осмеливаются ее тревожить.)

— Проклятье, — сказал он и пошел за мертвым ангелом, держа фазер перед собой.

Следовать приходилось за скрипом петель и стуком вещей, падавших с верхних полок. Внезапно Билли оказался в комнате с незастекленными окнами, где пластмассовая корова кричала голосом здания на какого-то высокого мужчину.

Билли присел и выстрелил, но тот двигался быстрее; луч фазера прошел над бесполезной коровой и рассеялся по стене. «Билли Харроу!» — кричал высокий, который тоже имел при себе оружие, но не стрелял. «Билли!»

Билли понял, что первый крик донесся из-за его спины, а второй голос, потоньше, звучал у него в кармане. То был Вати.

— Я здесь не для того, чтобы драться! — крикнул высокий.

— Стой, Билли, — сказал Вати; ангел хрипел при помощи окон. — Он пришел, чтобы помочь.

— Билли Харроу, — обратился к нему незнакомец. — Я из братства Благословенного Потопа. Я пришел не затем, чтобы драться. У нас была Мардж.

— Что? Что? Мардж? Господи, что она делает, чего хочет? Ей нельзя ввязываться…

— Речь не о ней. Я пришел помочь. Поступило сообщение от моря. Оно хочет с тобой встретиться.

Глава 52

Море нейтрально. Море не вовлекалось в лондонские интриги, не принимало ничьей стороны. Не проявляло интереса. Кто способен понять, что именно движет морем? И кто настолько безумен, чтобы бросить ему вызов? Никто не в состоянии с ним сражаться. Никто не идет воевать против горы, против молнии, против моря. У него есть собственные советники, и просителям дозволено иногда посещать его посольство — но неизменно ради их выгоды, а не его. Море ничем не было озабочено: вот что самое главное.