Книга Письма. Том I. 1828–1855 - Святитель, митрополит Московский Иннокентий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вы говорите: «что при перенесении Вашей кафедры в Азию многие требования и нужды Ваши изменились».
Во-первых, об окончательном отчислении Якутской области к Камчатской епархии и по сие время еще молчание; но рано или поздно это должно быть, потому что воля Государя уже объявлена Св. Синоду. Но, во-вторых, что Вы подумаете, если я скажу, что в Якутской области есть несколько церквей без священников, а в других штаты неполны. А между тем якутских воспитанников в Иркутской семинарии только 5, и ныне из них кончит курс только 1; а в Якутском уездном училище учеников очень мало оттого, что много исключают. Следов., надежду — иметь в Якутске людей, готовых для миссии — надобно отложить, по крайней мере, на 5 или на 6 лет.
Вы указываете на епископов, заброшенных в первые века христианства в Индию и Абиссинию. Так! Но ныне другие времена. Тогдашним епископам не делали замечаний, напр. о несходстве итогов главных в экстрактах, и не требовали настоятельно, чтобы они представляли сведения о молодых людях, хотя б их и не было на службе. Они жалованья ни от кого не получали, но сами многих жаловали и миловали.
Вы говорите, «что у нас миссионеры не образуются, а сами собою родятся». Так! Дайте же средства принимать и. содержать желающих послужить на поприще Апостольства, а они найдутся. Находящейся в Нушегаке Шишкин женат, и препятствий нет к возведению его в священство. Но я ждал и еще подожду до лета кого-либо получше. И, если ныне никто не придет, то я уже положил: Шишкина рукоположить и лучшего ждать не стану. Пословица, Вами приведенная (лучшее есть враг хорошего), очень хороша.
Ректора я просил не для того, что мы без него не обойдемся — нет! а именно для того, чтобы он мог быть моим преемником и потому я, не обинуясь, писал Г. Обер-Прокурору — прислать ректора благонамеренного и благочестивого, а неблагочестивого я вышлю, во что бы мне это ни стало. Теперь я уж не стану более писать о ректоре, пока не перенесется семинария.
Вы указываете, что Николай Николаевич готов мне помочь денежными средствами. Я в этом нисколько не сомневаюсь, тем более, что он мне ныне же писал об этом. Но позвольте сказать, я хлопочу не о прибавке жалованья собственно мне. Об этом я никогда и никого не буду беспокоить. Мне нужны деньги для миссии и не единовременно, а постоянно, т. е., чтобы, заведя где — либо миссию, потом не пришлось закрыть ее именно потому, что денег нет. Во-вторых, если бы я решился просить пособий и прибавки жалованья, то, если я буду хлопотать об этом помимо своих, то не имеют ли они полное право на меня разгневаться? Да и не покажется ли это и самому Государю нарушением порядка? Нет! Частно я могу писать Николаю Николаевичу, а официально, и особенно о себе самом, не стану, разве только о пособии Амурской миссии, и то не прежде, пока получу от него ответ на письмо мое к нему с вопросом: как писать — официально или партикулярно.
С 25 января я нахожусь в Якутске, разумеется, гостем, в ожидании повелевая вступить в управление области. Но вот уже 3 почты получено и нет ничего, и я теперь совершенно без дела. Николай Николаевич тоже надивиться не может, отчего так долго тянется это дело.
Проживая в Якутске, можно бы попробовать предложить кой-кому — не окажут ли пособия для миссии. Но Якутская область или, лучше сказать, Якуты сами требуют больших пособий духовных; а таковые не могут быть им оказаны без вещественных средств. В Якутской области всех жителей, говорящих одним Якутским языком, более 170 тысяч. Время и опыт показали, что всех их приучить к русскому языку невозможно; следовательно, для них надобны книги на их родном языке; а для этого надобно много денег. И, конечно, ближе всего и прежде всего надобно искать их в Якутске. Но так как я здесь еще гость, то не могу предпринять ничего ни в отношение составления книг, ни для приготовления к тому средств. Очень-очень жаль будет, если я из Якутска уеду, не сделав ничего. А я непременно летом хочу идти в Америку. Но да будет воля Божия!
Если Вы найдете время пробежать мои последние письма, то потрудитесь. Там много еще предметов, о которых я желал бы слышать Ваш голос. И сделайте милость, говорите мне без всяких обиняков, если найдете сказать что-либо мне в замечание или руководство. После Владыки нашего, Вы первый, к кому я могу писать подобным образом. Владыку я не смею ныне утруждать моим письмом; я и то надоел ему, кажется, своими писаниями. При свидании с ним, попросите благословения его мне, и объявите ему глубочайшее мое сыновнее почтение.
Примите уверение в искренней любви моей к Вам и совершенном почтении, с каковым честь имею быть Вашим, Милостивого Государя, покорнейшим слугою
Иннокентий, Архиепископ Камчатский.
февраля 14 дня 1852. Якутск.
Письмо 112
Ваше Высокопревосходительство.
Сейчас имел я честь получить письмо Вашего Высокопревосходительства от 2 февраля.
Как гора с плеч свалилась, когда я увидел из письма Вашего, что мнения мои о перенесении кафедры в Якутск и указание в официальной бумаге в Св. Синод на секретный Амур не оскорбили Ваше Высокопревосходительство, а признаюсь меня очень безпокоило это; ибо, чем более читал письмо Вашего Высокопревосходительства от 24-го ноября, тем более меня смущало, что я, хотя и не намеренно, но причинил Вам огорчение своим не совсем уместным разглагольствием о вещах, о коих можно и не говорить.
Не знаю, как и чем я могу возблагодарить Ваше Высокопревосходительство за Ваше расположение ко мне, постоянно и разными образами