Книга Железный принц - Джули Кагава

меня появилась сводная сестра Александрия, так что, по крайней мере, я не торчала целыми днями в большом пустом доме одна. Но папа по-прежнему постоянно работал, а в те ночи, когда был дома, был так поглощен своей новой женой и Алекс, что на меня не оставалось времени. – Она пожала плечами, словно смирилась с этим и не нуждалась в сочувствии, хотя я злился на ее отца.

– Затем, около года назад, – продолжала Кензи, – я заболела. Тошнота, внезапные приступы головокружения и тому подобное. Папа, конечно, ничего не заметил. На самом деле никто не заметил… Пока однажды я не потеряла сознание посреди урока. На истории. Помню, как умоляла школьную медсестру не звонить отцу. Я знала, что он разозлится, если ему придется ехать за мной в середине рабочего дня. – Кензи фыркнула, в ее глазах и голосе отражалась горечь, и она уставилась в землю. – Я упала в обморок, собирая книги, и долбаной школьной медсестре пришлось заставить его отвезти меня к врачу. И он разозлился из-за этого. Как будто я заболела нарочно, словно все анализы, лечение и назначения врача – это просто способ привлечь к себе внимание.

Что-то леденящее поселилось у меня в животе, и все детали встали на свои места. Синяки. Забота ее школьных друзей. Ее бесстрашие и жгучее желание увидеть все, что только получится. Мрачная тень нависла между нами, превращая мою кровь в лед, когда до меня дошло.

– Ты больна, да? – прошептал я. – Серьезно.

– Да. – Она опустила взгляд вниз, теребя мою рубашку, и прерывисто вздохнула. – Итан, я… у меня лейкемия. – Под конец ее слова перешли в шепот, и она сделала паузу, но когда продолжила, голос звучал спокойно и деловито: – Врачи ничего мне не говорят, но я провела небольшое исследование, и выживаемость при моем типе рака с лечением, химиотерапией и всем прочим составляет около сорока процентов. И это если я вообще переживу первые пять лет.

Мне показалось, что кто-то пробил дыру в моем животе, схватил внутренности и вытащил их наружу. Я с ужасом смотрел на Кензи, не в силах сделать вздох. Лейкемия. Рак. Кензи была…

– Теперь ты знаешь настоящую причину, по которой я хотела получить Зрение. Почему хотела видеть фейри. – Она наконец-то подняла на меня глаза и изогнула губы в полуулыбке. – Месяц, который я отдала Леананши? Ничто. Я, вероятно, не доживу и до тридцати.

Я хотел что-то сделать. Вскочить и колотить кулаками по стенам, кричать от разочарования и несправедливости этого мира. Почему она?! Почему это должна была быть Кензи, храбрая, добрая, упрямая и абсолютно идеальная Кензи? Это неправильно.

– Ты должна вернуться, – наконец выдавил я. – Ты не должна быть здесь со мной, ты… – Я даже не смог продолжить. Внезапно мысль о том, что эта темная яма может стать последним местом, которое она увидит, едва не сломала меня. – Кензи, ты должна быть с семьей, – простонал я в отчаянии. – Почему ты осталась со мной? Тебе следовало уйти домой.

Глаза Кензи заблестели.

– Зачем? – огрызнулась она. – Назад к отцу, который не может даже посмотреть на меня? Вернуться в пустой дом, где все ходят на цыпочках и шепчутся, думая, что я их не слышу? К врачам, которые вечно молчат и обращаются со мной так, будто я понятия не имею о том, что происходит? Ты что, не слушал, Итан? К чему мне возвращаться?

– Ты была бы в безопасности…

– Безопасность, – усмехнулась она. – У меня нет на нее времени. Я хочу жить. Путешествовать по миру. Видеть то, что никто другой не видит. Прыгать с тарзанки, с парашютом и творить разные безумства. Если я живу на время, взятое взаймы, я хочу использовать его по максимуму. И ты показал мне совершенно другой мир – с драконами, магией, королевами и говорящими котами. Как я могла отказаться от этого?

У меня не нашлось ответа, да и горло подозрительно першило. Кензи протянула обе руки, сцепила их у меня за головой и поймала мой взгляд. Когда она наклонилась ко мне, в ее глазах плескалась нежность.

– Итан, эта болезнь, эта дрянь внутри меня… я смирилась. Что бы ни произошло, я не могу это остановить. Но есть то, что я хочу успеть сделать перед смертью, целый список, из которого наверняка не удастся вычеркнуть все пункты. Увидеть фейри в моем списке нет, но я мечтала отправиться туда, где никто никогда не бывал. И подарить кому-то первый поцелуй. – Она опустила голову, чтобы скрыть румянец. – Черт, у меня и парня-то не было, которого хотелось бы поцеловать, – прошептала она, прикусив губу, – пока я не встретила тебя.

Я все еще не оправился от ее последних слов, а потому ее признание выбило почву из-под моих ног, пронзило меня насквозь. Эта странная, упрямая, вызывающе жизнерадостная девушка, которая сражалась с линдвормом, торговалась с королевой фейри, каждый божий день противостояла собственной смерти, последовала за мной в Фейриленд и не оставила, даже когда ей предложили отправиться домой, – эта храбрая, самоотверженная, невероятная девушка хотела, чтобы я ее поцеловал.

Черт. Я полностью попал, да?

«Да, и мне плевать».

Кензи не поднимала глаз, и я осознал, что так и не ответил ей, все еще оправляясь от потрясения.

– Но я пойму, если ты не захочешь, – добавила она непринужденным, веселым голосом и отпустила руки. – Это нечестно по отношению к тебе – предлагать связываться с кем-то вроде меня. С моей стороны было глупо говорить такое, – она тараторила, будто пыталась убедить саму себя, и я наконец-то вышел из оцепенения. – Я не знаю, сколько у меня времени, и кто бы захотел пройти через подобное? Эти отношения разобьют нам обоим сердца. Так что, если не хочешь ничего начинать, отлично, я понимаю. Просто…

Я поцеловал ее, прекращая дальнейшие разговоры. Кензи издала тихий звук удивления, прежде чем вздохнула и расслабилась. Она обняла меня за шею, я одну руку положил ей на затылок, зарывшись пальцами в волосы, а вторую – на поясницу, чтобы сократить между нами расстояние. Больше никаких иллюзий, больше никакой лжи самому себе. Мне нужна эта девушка, нужен ее смех и бесстрашие. Мне нравилось, как она давит на меня, отказываясь опустить руки. Я так долго не подпускал к себе людей, опасаясь того, что с ними сделают фейри, но с меня хватит. С ней все было иначе.

Казалось, прошло немало времени, прежде чем мы наконец-то оторвались друг от друга. Шарканье некогда бывших полукровок эхом отдавалось от стен ямы, в которой было темно, холодно и неприступно,