Книга Посреди жизни - Дженнифер Уорф

Хельга прочла все мои книги и однажды позвонила мне и спросила, пишу ли я что-нибудь новое. Я сказала ей, что пишу о смерти, и она усмехнулась: «Ах да, смерть. Мы чаще о ней думаем, когда становимся старше, правда?» И добавила, что сейчас все время надеется на смерть, потому что жизнь стала слишком трудной.

Вскоре после этого я получила от нее письмо, датированное 14 марта 2009 года. В нем, среди прочего, было и такое:

«Два года назад я пыталась связаться с голландскими и швейцарскими организациями, которые могут оказать помощь в уходе из жизни. Однако я все еще не уверена, что сделаю этот выбор, прежде всего из-за Ойгена. Для него это будет сильным ударом».

В письме говорится и о других вещах, после чего она продолжает:

«Вся моя оставшаяся энергия направлена на то, чтобы освободиться навсегда. Мне кажется бесчеловечным, когда жизни, уже ни на что не годные, продлеваются в больницах. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я, несмотря на религиозные сомнения. Я рассказывала тебе, как упала в обморок в ванной?

Это случилось в начале декабря, и я пролежала на холодном мраморном полу почти шесть часов, совершенно беспомощная. На следующий день Ойген нашел меня и отвез в больницу.

Врачи сделали мне рентгеновские снимки того-сего. На удивление, не было ни одного перелома, при моем-то остеопорозе, зато они обнаружили метастазы по всему телу (ранее я уже перенесла две операции по поводу рака). Я заявила, что не соглашусь больше ни на одну операцию и поэтому не хочу больше знать никаких подробностей. Главный врач положила мне руки на плечи и мягко сказала: “Согласно вашему желанию, вы можете покинуть клинику”.

Подруга из Баден-Бадена рассказала мне, как связаться со швейцарской организацией – она там уже внесена в списки как человек, желающий добровольного прерывания жизни. Все это, кажется, очень сложно, но выполнимо.

Смешной момент: она уже дважды откладывала свою заключительную “церемонию”, которую заранее оплатила, и теперь переезжает в первоклассную клинику в Баден-Бадене. Кто знает, не поступит ли примерно так же и твоя Хельга в последний момент? Не думаю, но сама история весьма забавна».

Я написала ей, но у меня не сохранилось копии моего письма. Ответ пришел 18 июня:

«Моя дорогая Дженнифер![31]

Я с трудом могу поверить, что на твоем письме стоит дата 11 мая, но для такой усталой старухи как я, время летит все быстрее и быстрее. Вероятно, потому, что старухе требуется слишком много времени для любых бытовых действий и даже для исполнения добрых намерений таких как звонки старым друзьям. Поэтому у меня ушло несколько часов на то, чтобы набросать это письмо, – мой Английский сократился, как, впрочем, и мой разум!

Огромное спасибо за твое письмо, так красиво написанное от руки. Меня тронуло, что ты с пониманием отнеслась к моим намерениям. И особенно меня впечатлило, что ты готовишь новую книгу о важности мирного и гуманного ухода из жизни. Слишком часто и слишком надолго жизнь искуственно продлевают, и это я наблюдала не только во время своих госпитализаций, но у старых друзей, которым нужен был длительный уход. Не говоря уже о моем возлюбленном, который сильно страдал из-за последствий боевых ранений (выстрелов в живот). Мы только-только обустроили нашу маленькую квартиру в Баден-Бадене, когда он стал проводить большую часть времени в больницах. В последние недели его жизни я каждую ночь оставалась с ним в больнице в Карлсруэ, отправляясь ранним поездом на работу в Баден-Баден. И в эти ночи я видела, как сильно он страдал. Однажды утром я решила не ехать в офис, а дождаться главного врача. Я просила освободить его, взглянула в понимающие глаза – и врач сделал инъекцию, полагаю, морфина. Я оставалась рядом весь день, и примерно в полдень мой дорогой Ганс взял мои руки лежавшие на его подушке и поцеловал их. “Es is alles so scho#n mit dir” (все рядом с тобой так прекрасно) – это были его последние слова. Затем он уснул и дышал еще несколько часов, прежде чем все закончилось.

Где сейчас такие врачи? В прежние времена, когда многие люди умирали дома, “домашний врач” в должный час избавлял пациентов от лишних страданий.

Ты права, дорогая Дженнифер, прямо сейчас моя “швейцарская кампания” кажется недостижимой. Эта организация сталкивается с разного рода неприятностями, под нее копают. Поэтому я вынуждена искать другой способ освобождения, по крайней мере насколько это касается моих домашних обязанностей и, конечно, Ойгена, который все еще тратит на меня столько времени и денег. Он на 18 лет младше меня и должен начать готовиться к новой жизни со своей новой подругой, которая младше меня на 20 лет. Это лучшее решение для его будущего. Мне кажется, они будут идеальной парой, как только следующим летом она выйдет на пенсию. Поэтому я стала присматриваться к домам престарелых в Баден-Бадене, но все доступные дома слишком дороги для меня, и Ойген снова предложил финансовую помощь. Но потом я опять попала в больницу, мне стало хуже, врачи нашли новый метастаз, но после двух онкологических операций я конечно не соглашусь на третью, в мои-то восемьдесят два. Ойген продолжает повторять, что я должна оставаться в его квартире и что он всегда будет заботиться обо мне в своей новой ситуации, сколько необходимо. Но я все больше и больше осознаю, что мой разум слабеет, мне трудно фиксировать новое. Я могу разобраться с домашними делами, но есть другая постоянная проблема с памятью: иногда я даже не могу вспомнить, с кем я встречалась или разговаривала по телефону сегодня! О чем мы говорили? Что я смотрела по телевизору вчера вечером? И ведь я, в отличие от многих своих друзей, не переключаю каналы, а заранее выбираю из программы и с большим интересом слушаю. Но все равно!

Больше всего пугают ощущения, когда я одна. Теперь я помню, то же самое было и с моим отцом, когда он был примерно моего возраста. Моя мачеха была намного моложе и заботливо ухаживала за ним, хотя у нее был более молодой друг и любовник. А вот когда она вышла замуж за нашего отца, она совсем не была такой внимательной и терпеливой. Мы, ее падчерицы, моложе ее всего на 6 и 8 лет, были лишены поддержки. Мы с сестрой ушли из дома. Так начались наши приключения и профессиональная реализация.

Извини за такую долгую биографию. У меня есть оправдание: меня вдохновило название твоей книги, а также твое замечание “Жизнь сладка, а смерть всегда страшна”. Я не могу согласиться с этой формулировкой. По-моему, жизнь в таком возрасте становится все более страшной и болезненой, и смерть, по крайней мере для меня, обнадеживающий момент. Можно бесконечно обсуждать разные мнения, но тебе, дорогая подруга, хватило смелости собрать их в единую книгу. Поздравляю тебя с важной миссией!

И большое спасибо за новые компакт-диски твоей последней успешной книги. Я пока еще не нашла свободного времени, чтобы их прослушать, потому что было много утомительных домашних дел и визитов старых добрых друзей. Следующие прибывают из Брюсселя, они будут в конце месяца и проживут тут неделю. Я нашла для них довольно дешовое жилье, надежнее, чем было у вас. Но как только я найду время, чтобы спокойно послушать, я тут же откликнусь по телефону или напишу письмо. Я восхищаюсь твоими многочисленными физическими и духовными занятиями, дорогая Дженнифер. Я обычно чувствую себя выгоревшей, но все-таки мне удалось написать такое длинное письмо!