Книга Город Солнца. Сердце мглы - Евгений Рудашевский

– Плантатор восстановил стены четырёх крепостных поселений. – Старик будто понял русские слова Димы. – Укрепил их. Объявил охоту на теней. Охотился больше тридцати лет, пока не убил всех.

– Не всех, – пожал плечами Максим. – Они вернулись.

– Эти тени другие.

– Другие?

Старик не ответил на вопрос, и Максим поторопился задать другой:

– Зачем вообще плантатор построил тут город? Золота здесь нет, серебра нет. Он получил сердце мглы. Мог бы… войти в него. Воспарить в нём, – Максим сбился, не зная, как точно назвать происходившее с теми, кому, по убеждению чавинцев, открывалась мудрость бога-ягуара.

– Ренегадо назвал плантатору условия. – Старик, подняв голову, смотрел в ночную глубь верхних террас. – Потребовал возродить и обновить храмовый комплекс. Служение свободе и равенству открывало путь к сердцу мглы.

– Значит, Город Солнца действительно был городом свободы? – спросил Максим.

– Вторым условием было оставить за собой торную тропу. Точнее, путеводную нить. – Старик не обратил внимания на заданный ему вопрос. – Сердце мглы не пустит вас, если вы будете последним, кто знает о его существовании. Ренегадо считал, что путеводной нитью плантатора станут тени. Они разойдутся по миру, возвещая благо великого познания и рисуя образы бога-ягуара. Ренегадо и сам готовился плыть через океаны в незнакомые ему миры белых людей, проповедовать среди них. Не знал, что погибнет, а следом погибнут остальные тени.

– Дневник основателя, – твёрдо сказал Максим, не решившись назвать Затрапезного по имени.

– Да, он стал одной из путеводных нитей. Это был даже не дневник. Скорее, инструкция с подробным пересказом всего, что плантатор узнал от ренегадо, прежде чем тот погиб. Но дневник был зашифрован, оставлен в далёкой стране. Основатель не хотел, чтобы кто-то в ближайшие годы и даже десятилетия сумел им воспользоваться. Нить получилась слишком тонкой. Могла легко оборваться. Тогда плантатор отметил основной путь к храму каменными валунами – указателями, по которым вы сами пришли.

– Заодно взялся торговать памятниками местных мастеров, – догадался Максим. – Рассылал по миру путеводные нити.

– Вот почему на каждом полотне из приходной книги были надписи, – оживился Дима. Жестом попросил Аню не переводить его слова, и, глядя на Максима, поторопился досказать: – Помнишь? Из второй тетради твоего отца. Сергей Владимирович писал, что на тыльной стороне полотен читались слова. «Город Солнца» по-испански, «Обрети надежду» по-латински, «Столбы, подпирающие небосвод» на кечуа, «Слава трудом рожденна» по-русски. И везде красовался Инти-Виракоча.

– Инти-Виракоча был почти на всех памятниках, – кивнул Покачалов.

– На статуэтках они рисовали карту от Омута крови до Города Солнца, – подхватил Максим, – а некоторые полотна делали двойными. Под каким-нибудь заурядным «Особняком на Пречистенке» или «Восходом над Китай-городом» прятались образы возрождённого Эдема.

– И всё это были путеводные нити! – Дима сел в гамаке и выпрямился. – Понятно, почему Затрапезный всё усложнял. Покупал художественные материалы из России…

– Брал эскизы у российских художников, – вставил Покачалов.

– Точно! И по этим эскизам Берги и Одинцовы, сидя в перуанской сельве, писали «московские» полотна. Затрапезный хотел, чтобы нити оставались как можно более тонкими, неуловимыми. Пусть люди думают, что покупают прижизненные работы мастеров! С одной стороны, дель Кампо и Затрапезный выполнили требование ренегадо – оставили не просто какую-то там ниточку, а сплели целую паутину, но сделали всё, чтобы никто не помешал их уединению. Понимали, что уйдут годы, прежде чем кто-то сложит пазл из разбросанных ими фрагментов.

– И понятно, почему «Эль соль де ля либертад» искало в первую очередь архитекторов и художников. – Аня тоже села в гамаке.

Оживление охватило всех, разве что Максим продолжал беспечно сидеть возле костра, позой и безучастностью чуть ли не передразнивая старика. Они нашли друг друга. Оба сидели на голых плитах, хотя могли бы подстелить что-нибудь мягкое или перебраться в гамак.

– Затрапезному и дель Кампо нужно было обновить храмовый комплекс, – добавила Аня.

– Молодые мастера, соблазнённые брошюрами «Эль соль де ля либертад», – поддержал её Дима, – становились одновременно и строителями, и монахами возрождённого храма. Умирали в мире старом и возрождались в мире новом. Всё равно что принимали постриг. Ну а рабочую силу с плантаций подогнал дель Кампо. Ещё и Затрапезный привёз в Южную Америку ярославских мастеров. Феноменально! И это – ради какой-то замшелой легенды о сердце мглы, открывающем путь к богу-ягуару!

– Ты в это не веришь? – тихо спросила Аня.

– Ну, пока не очень понятно, во что именно тут верить, – с сомнением ответил Дима. – Всё это, – он повёл рукой, указывая на тонувшие в темноте здания, – конечно, впечатляет, но… Нет, я понимаю: многое на небе и на земле нашим учёным и не снилось, но великое знание, покровы карающих богинь-ягуаров… Не знаю, Ань.

– Дель Кампо поверил, когда увидел, – упрямилась сестра. – И Затрапезный, увидев, поверил. Кстати, получается, плантатор поступил с Затрапезным так же, как с ним поступил ренегадо. Наверняка заманил разговорами о золоте, а в итоге привёл к сердцу мглы… В общем, они поверили. А Затрапезный до того убедительно описал увиденное, что и Сергей Владимирович, прочитав его дневник, поверил. И Аркадий Иванович поверил…

– Может, и я поверю, когда увижу, – качнул головой Дима. – Пока ничего такого мы не нашли. Правда, почему-то торчим на дне котловины. – Дима с недовольством посмотрел на Макса.

– Не торопитесь. Дом Соломона ответит на ваши вопросы, – промолвил отшельник.

Ане не потребовалось переводить его слова. Дима с Максимом поняли их без перевода. Переглянулись, удивлённые тем, насколько вовремя они были произнесены, но рассудили, что старик почувствовал нетерпение и возбуждение в их разговоре.

– А граница растительности? – спросил Максим. – Ведь тут, в Городе Солнца, другие джунгли. Более мягкие. И начинается всё внизу, в изножье хребта. Это граница? Она показывает, где заканчивается влияние сердца мглы? Новые тени её поэтому не пересекают?

– Мне переводить? – уточнила Аня.

– Переводи, – кивнул Максим.

Старик мог многое им рассказать – объяснить, откуда взялись безголовые туземцы, если плантатор их истребил два с половиной века назад, чтó в итоге случилось с Городом Солнца и почему отсюда побежали солярии, почему, наконец, сам старик не ушёл в сердце мглы, если верит в него, а если не верит, то как воспринимает его образ. Но отшельник больше не произнёс ни слова.

По котловине прокатился грохот выстрела.

Максим вскочил.

Расслоившись на множественное эхо, звук выстрела перелетал от террасы к террасе, прежде чем заглох где-то на уровне расколотой вершины. Следом навалилась тревожная тишина.