Книга Разрушитель божественных замыслов - Владимир Сухинин

— Медведя я грохнул и ребят его. Охоту на меня устроили, падлы. Демону продать хотели, пришлось защищаться.

Жилистый протянул лапу и с явным уважением представился:

— Веревка. А это Прун, — показал он на молчаливо сидящего товарища. Мне пришлось пожать его руку.

— За что тебя сюда, Студент?

— Говорят, мешал посольству у орков, кого-то предал. Но, думаю, граф Саккарти счеты сводит.

— Знаем эту гниду, — кивнул Веревка. — Он как прибыл в Бродомир, так много наших посажал, а потом за серебро выпускал. Почти весь общий котел на него спустили. В карты играешь? — спросил он.

Я усмехнулся: — после того, как обыграл Туза, со мной играть не хотят.

Жилистый почесал затылок: — надо же, самого Туза, знаем мы его, был тут. Он засмеялся, — тогда и мы играть не будем.

Прун все это время молчал, сидел истуканом, не прислушиваясь, и не проявляя интереса к разговору. На его бородатом лице блуждало тупое равнодушие. Но неожиданно он ожил, и обратился ко мне. Показал на окно и спросил: — вон видишь окошко, студент?

Я поднял глаза к потолку и потерял из виду обоих. Прун в это время молниеносно выбросил руку и попытался меня ударить. Надо отметить, он был очень быстр, но недостаточно для меня. Перехватив его руку за кисть, не глядя на него, я отвел ее в сторону и, продолжая движение, ткнул в жилистого в район горла. Веревка ухватился за горло и захрипел. Я повернул кисть и услышав треск, отпустил руку, только после этого посмотрел на Пруна. Тот схватился за руку, из которой торчал острый край кости и взвыл, Рядом хрипел и сучил ногами жилистый, из его горла торчала ручка заточки.

— Окно, как окно, Прун, — спокойно сказал я. — Не понял только, зачем ты Веревку убил? Эй там! — крикнул я сидящим у дверей в камеру, — позовите стражу, скажите, что человека убили. — Я отодвинулся от обоих бандитов и стал ждать.

На стук и крики в камеру залетели стражники и, раздавая удары дубиной, устремились к нам. Пожилой тюремщик, не доходя пару шагов остановился, покачал головой и сказал, обернувшись назад:

— Позовите господина дежурного надзирателя. А Вы, господин хороший, — обратился он ко мне, — объясните, что здесь произошло.

— Даже не знаю, что сказать, господин надзиратель, — я сознательно повысил стражника в должности и сокрушенно покачал головой. — Они беседовали. А потом этот, — показал рукой на стонущего Пруна, — ударил этого, — показал я на Веревку. — Все произошло очень быстро. Больше ничего я заметить не успел.

Разговаривая со стражником, частью своего слоеного сознания в это же время размышлял о странностях моего заключения. То, что Прун и Веревка собирались меня убить в камере и для этого меня сюда поместили, мне стало понятно. Но я не понимал, почему так быстро, до всякого разбирательства и предъявления мне официальных обвинений? Может быть, у них нет мало-мальских доказательств моей вины, а по письму графа осудить меня навряд ли получиться. Зато можно отгрести кучу неприятностей. Местное законодательство я знаю лучше их. Нет, тут что-то другое.

Меня сразу стали бить, не обращая внимания на то, что я аристократ, нехеец, студент магической академии, несовершеннолетний и вина моя не доказана. Со мной стали обращаться, как с бродягой сразу, как только ворота тюрьмы за мной закрылись. Потом это поспешное покушение. Но сам смысл покушения и столь сурового отношения ускользал от меня.

Мои размышления прервал дежурный надзиратель, он вошел в сопровождении мага, осмотрел тело и приказал вынести его. Пруна тоже забрали. И вывели. Со мной никто беседы не вел, и я, наконец, понял, что меня здесь уже похоронили. Зачем вести беседы с тем, кто уже мертв, хотя еще дышит, говорит и ходит. Но опасности подвергаюсь не только я, и мои друзья, и моя будущая, невеста тоже. Невеста! Прострелило мой мозг озарение. Вот, что главное. Ее хотят убить, как и меня. А потом свалить всю вину за ее смерть на меня. Типа меня убили, после того как я убил Гангу. Справедливость восторжествовала и правосудие совершилось. Осудить того, кому оказал честь Великий хан, кому общество отдало избранницу Отца, просто так не получится. Ганга девушка мудрая, она дойдет до короля, если надо, пошлет сообщение деду. Об этом она уже предупредила стражника. Такая каша завертится, что будут искать уже виновных среди местных. Граф отмоется, скажет, что обязан был предупредить о странностях прикомандированного студента и ему поверят, а вот крайними останутся местные. Какой отсюда вывод? А вывод простой, от нас постараются избавиться. После нашей смерти разбираться уже не будут, напишут отчеты, сообщат в степь, и шито крыто.

Кому я так насолил? — я почесал затылок. В этом замешаны местные тайные стражи, это понятно. Но я с ними не пересекался, мстить им мне не за что. Если только заказ не пришел со стороны и был хорошо оплачен. Неужели лесные «друзья» торопятся? Это пока оставалось для меня загадкой.

Просчитав варианты того, что можно предпринять, понял, что для моих планов мне нужна одиночка, и она у меня будет. Я напустил страх в камере и лег на солому, вроде как сплю. В камере началось шевеление, потом возгласы и скоро все сидящие арестанты, не понимая, что с ними происходит, заорали и стали ломиться в дверь. Взбешенные стражники ворвались в камеру и стали без пощады лупить дубинами всех, кто орал и пытался пробиться через них на выход. На какое-то время в нашем блоке наступила тишина. Избитые и стонущие бедолаги забились в противоположный угол, и с ужасом смотрели то на меня, то на двери. Страх постепенно растворялся и уходил. Я делал вид, что сплю и, как только они немного пришли в себя, нагнал снова страха. Стража уже в ярости размахивала дубинами, не разбирая, по чем бьют и в конце концов навели порядок. Но долго им отдыхать я не дал. Волна страха и безотчетного ужаса снова погнала арестантов на выход, еле ползая, они подняли такой вой, что сбежалась дополнительная охрана, пришел и дежурный надзиратель вместе с магом. Они посмотрели на избитых и стонущих, ползущих на выход моих сокамерников и стали совещаться.

— Мессир, что скажите? — спросил дежурный.

— Не могу точно ответить, господин дежурный надзиратель, но смею предположить, что до помещения сюда подозреваемого студента, здесь было тихо. Может, это он так влияет на них, — он посмотрел на распростертые тела всхлипывающие и цепляющие его за ноги своими руками. — Попробуйте перевести арестованного в одиночную камеру, предложил он. Я подпишусь под записью в журнале. — Дежурный подумал, что разделять с ним ответственность будет и маг, и согласно кивнул.

— Поднимайся, студент, переселяться будешь и наденьте на него кандалы. Обратился он к страже. — А то мало ли чего.

Меня вывели в кузню, заковали в кандалы с тяжелым шаром между ног и закрыли в одиночной камере в конце коридора. Я не протестовал против нарушения моих прав аристократа и, молча простоял, пока меня заковывали, и также, молча, безропотно прошел в камеру.

Когда конвой удалился, я подождал минут тридцать, снял кандалы, наручники блокирующие обычную магию и телепортом ушел на спутник, оттуда в ночной город Бродомир. Наложил иллюзию одного из рыцарей удачи, что видел в ставке Великого хана и вошел в трактир, где должен был ждать меня отряд орков. В зале было шумно столы, почти все заняты. Грыз сидел рядом С Фомой, Гангой и Гради-илом, остальные орки расселись парочками вокруг, отгородив сидевших от зала. Я прошел к ним и бухнулся за стол. Грыз оскалился, как матерый кабан, показав желтые клыки и проскрипел, — тебе что, хуман, жить надоело?