Книга За секунду до выстрела - Николай Чергинец
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Хорошо.
Вошел Ломов. Вид у него был действительно болезненный, и Славин пожалел, что не поехал к нему в больницу сам. Спросил:
— Как себя чувствуете?
— Голова болит, подташнивает немного.
«Зря я его поднял с койки, человек чувствует себя плохо, а я потащил его в милицию», — снова подумал Славин, присматриваясь к Ломову. Среднего роста, нормального телосложения, со спокойными голубыми глазами, двадцатисемилетний парень вызывал к себе доверие и расположение. Его чуть выступающий подбородок зарос светлой щетиной.
Славин взял бланк протокола допроса и пожалел, что нет следователя Леонова, который вынужден был срочно уехать к больной матери. Майор заполнил первый лист протокола допроса, куда занес данные о допрашиваемом, и задал первый вопрос. Ломов, часто задумываясь, вспоминал, какие были маски на преступниках, находились ли они в перчатках, какая одежда была на них.
— Леонид Петрович, откуда у преступников появился бинт, которым вам руки связали?
— С собой принесли. Я даже помню, как один из них сказал второму: «Давай бинт».
— А почему упаковка от бинта оказалась в кармане вашего пиджака?
Это был главный вопрос, который не терпелось задать Славину. Действительно, если преступники сами принесли бинт, сами разрывали упаковку, то почему эта упаковка оказалась в кармане пиджака Ломова и, главное, каким образом появились следы пальцев рук Ломова? Ведь по обстоятельствам дела бригадир не мог держать ее в своих руках? Но сейчас стоило только Ломову пояснить, что положить упаковку в карман пиджака его заставили грабители, и все встало бы на свои места. Однако Ломов ответил иначе.
Он спокойно посмотрел на Славина и сказал:
— Это они мне положили упаковку в карман пиджака. Я стоял лицом к стене, один из них приказал мне заложить руки за спину, что я и сделал. Потом он подошел ко мне, сунул упаковку в карман и начал связывать мне руки. Я думаю, что она ему мешала связывать меня, поэтому он и избавился от нее таким образом.
— Значит, в руках вы ее не держали?
— Нет.
У майора чесался язык спросить, каким же образом оказались отпечатки пальцев рук Ломова на упаковке. Но он вовремя спохватился и спросил о другом:
— После того как они ушли, вы не пытались вытолкнуть кляп изо рта?
— Пытался, но они мне его так загнали, что чуть рот не порвали.
— Скажите, вы не ошибаетесь во времени, когда говорите, что преступники появились около двух часов?
— Нет, не ошибаюсь. Дело в том, что я хотел в два часа ночи позвонить к себе в отдел, и поэтому следил за временем. Помню, что было без двадцати два, когда я смотрел последний раз на часы, а минут через десять и они появились.
— Лично вы никого не подозреваете?
Ломов молча покачал головой.
— Ну, что же, поезжайте обратно в больницу, лечитесь.
Ломов посмотрел Славину в глаза:
— Товарищ майор, а вы найдете бандитов?
— Думаю, что найдем.
— Вы не представляете, как мне стыдно! Бригадир — и такую промашку допустил. Как я теперь своим работникам в глаза посмотрю?
— Вы сейчас об этом не думайте, вам надо быстрее выздороветь. — Славин повернулся к Мочалову: — Отвезите Леонида Петровича в больницу и возвращайтесь сюда.
Майор остался один. Его озадачили следы пальцев рук Ломова на упаковке от бинта. Майор пододвинул поближе телефон и позвонил судмедэксперту. Долго никто не отвечал. Славин уже хотел было положить трубку, как на другом конце провода послышался щелчок и ответил женский голос. Владимир Михайлович попросил пригласить судмедэксперта Воложина. Прошло не менее пяти минут, прежде чем ответили.
— Захар Захарович, здравствуйте, Славин беспокоит. Как вы считаете, Ломов мог вытолкнуть языком кляп изо рта?
— Не только мог, но и должен был это сделать.
— А где сейчас этот кляп?
— У меня. Он вам нужен?
— Да. Там записи Ломова. Он регистрировал ночью, кто звонил ему и когда.
— Пожалуйста, можете забрать.
— Спасибо, я Мочалова к вам подошлю.
Владимир Михайлович задумался: «Что-то не пляшет у Ломова и с кляпом. Может, путает что-то?»
Резко зазвонил телефон внутренней связи. Майор поднял трубку:
— Слушаю, Славин!
Это был Лисицын. Он спросил:
— Владимир Михайлович, ты подготовил список лиц, которых надо проверить в причастности к нападению на сторожа?
— Да, Леонид Федорович, подготовил, получается двадцать один человек. Восемь человек были судимы в разные годы за ограбление касс и сейфов, а остальные — за кражу денег из государственных учреждений.
— Дай мне их. Я на шестнадцать тридцать пригласил начальников отделений уголовного розыска всех райотделов и поручу проверить этих лиц по территориальности.
Отдав список Лисицыну, Славин направился к себе в кабинет. У дверей спиной к нему стоял здоровенный мужчина. Он дергал за дверную ручку и обернулся на приближающийся шум шагов. Славин стал как вкопанный: перед ним в форме полковника был... Горчаков.
— Семен Антонович, каким ветром вас сюда занесло?
Тут же в коридоре обнялись. Славин не считал себя физически слабым, но когда его облапил Петр Первый, крякнул от его дружеских объятий. Они вошли в кабинет. Славин был рад встрече и во все глаза рассматривал своего бывшего начальника. Тот не изменился, может быть, только несколько морщинок добавилось за эти годы.
Владимир Михайлович вспомнил, как переживали сотрудники, когда узнали, что Горчаков едет в Москву для дальнейшего прохождения службы.
— Надолго к нам?
— Это зависит не от меня, но чувствую, что надолго. Меня откомандировали сюда для работы в министерстве. Пришел познакомиться с твоими начальниками и решил на минутку забежать к тому, кто меня когда-то царем окрестил. Не знаю, откуда в Москве узнали, но и там меня не иначе, как Петром Первым кличут. Ну, а как ты? Рассказывай.
— Что рассказывать. Вы уехали, меня забрали в управление.
— Как домашние дела?
— Нормально.
— Как Рита?
— Жива-здорова.
— А ты возмужал. Да... Время идет... Как дети?
— Сын и дочь растут.
— Мама?
— Спасибо, здорова.
Горчаков помолчал, а затем задал вопрос, который, наверное, сразу же хотел задать, но воздержался:
— Выяснил что-нибудь про отца?
— Да, Семен Антонович, пытали его гестаповцы перед смертью... жаль только, не знаю, где он похоронен... — Помолчав немного, Славин спросил: — А у вас без изменений?