Книга Без гнева и пристрастия - Анатолий Степанов

Уже в джипе решительная Ксения предлагала план действий:

— Его необходимо задержать как можно быстрее. Теперь это сделать легко: наверняка основной паспорт на имя Маркова. И по всем аэропортам и вокзалам дать его фотографию, которую надо взять у матери. Его надо ловить, Жора, пока он не наделал еще больших глупостей.

Задумчивый Жора крутил баранку. Спросил ни к селу ни к городу:

— Тебя куда отвезти, Ксюха?

— Ты не слышал, что я тебе сказала?! — разозлилась Ксения.

— Слышал. Только вот больших, как ты выражаешься, глупостей он уже наделал предостаточно. Да и ловить его теперь уже не надо.

— Это почему же?

— Я полагаю, что его убили.

— Полагаешь или знаешь? — упавшим голосом спросила она.

— Если точнее, уверен.

— Но почему?

— Дед в таком случае задает вопрос проще: для чего? Для того, чтобы уничтожить последнюю ниточку, связывающую мерзавцев с уголовщиной, по их заказу совершившую ряд убийств. Для начала с помощью твоего Никиты Маркова были уничтожены все задействованные блатари, а после того как отпала надобность держать тебя взаперти, был ликвидирован и он, проходивший в блатном миру как умный Иван. Им теперь не нужны ни уголовники, ни организатор, разрабатывавший операции уголовников.

— Ты говоришь — они. Кто они, Жора?

— Я же сказал: мерзавцы.

— И больше ничего?

— И больше ничего. Так тебя куда?

— В институт, — холодно приказала она, но спохватилась: — Жорка, а что мне про всю эту историю там говорить?

— Все как было, с добавлением: требовали выкуп, но в последний момент доблестная милиция сумела вырвать тебя из рук злодеев.

— Не поверят, — засомневалась Ксения. — Подумают, что откупилась.

У институтского подъезда она выпрыгнула из высокого джипа, хотела было захлопнуть дверцу, но задержалась, спросила без надежды:

— А может, он живой?

Глава 51

Сырцов закрыл калитку смирновской дачи, влез в джип и двинулся по Зеленой улице. Проезжая, глянул на хоромы Дарьи. Во дворе, не загнанный в стойло, отдыхал Дашин «форд» — видно, только что приехала. Проскочил было, но, передумав, дал задний ход. За этим авторалли с крыльца наблюдала Берта Григорьевна. Уверившись, что сыскарь прибивается к их берегу, проследовала в дом — предупредить и подготовиться.

Дарья прильнула к нему, потом откинулась, держа его за плечи. Разглядела и заговорила стихами:

Я тебя не ждала сегодня И старалась забыть, любя. Но пришел бородатый водник И сказал, что знает тебя.

— Бородатый водник — это Берта? — поинтересовался Сырцов. Дарья рассмеялась. — Стишки-то сама сочинила?

— Если бы! Поэт Иосиф Уткин. Я из них одно время песню хотела сделать.

— И слава богу, что не сделала. Стишки-то не того.

— А я? — опять прижавшись к его груди, спросила она.

— Что ты? — не понял он.

— А я — того?

— Не просто того, а ого-го! — Сырцов поцеловал ее в нос и громко, с интеллигентскими фиоритурами в голосе позвал: — Берта Григорьевна, родное мое!

Берта показалась в арке, простонародно (как ей казалось) сложила руки на большой груди и осведомилась:

— Что желает наш Георгий свет Петрович?

— Поскреби по закромам, благодетельница вы наша!

— Смирновы вас покормить не соизволили?

— Да нет, перекусил я там. Но всухую.

— Блюдет, значит, по-прежнему легенду МУРа Лидия Сергеевна. А он здоров как бык, ему и ведро водки нипочем.

— Не любишь моего учителя?

— А за что мне его любить? — с вызовом спросила Берта. Да и за что, действительно, было ей любить умного, хитрого, бессердечного, жестокого сыскаря? За то, что он прихватил ее с концами как невольную, но опасную соучастницу шоу-мафии в одном страшненьком дельце? Зато не любят до конца жизни.

— За то, что он любит меня. Вы же меня тоже любите?

С Сырцовым, конечно, сложнее. Обаятельный, черт, веселый, контактный, да еще и здоровый и по-мужицки красивый. Пришлось выворачиваться с помощью полузабытого Пушкина:

— «Я вас люблю. Чего же боле? Что я еще могу сказать?»

— Скажи, что устроишь нам всем троим маленький праздник сегодня.

Был конец дня. Втроем они обедали за роскошно сервированным столом (Берта решила унизить таким образом прижимистых Смирновых), шутили, много смеялись, по малости выпивали.

Был вечер. Рассеянно смотрели на громадном экране домашнего кинотеатра любимый Сырцовым старый американский «Клуб “Котон”». Шутили изредка по поводу сходства Дарьи с героиней фильма. После просмотра Берта тактично оставила их вдвоем.

Он включил проигрыватель, чтобы услышать, как Дарья поет «Парад теней». Потом наступила ночь, и они яростно занимались любовью.

…В восемь утра Александр Иванович Смирнов выкатил свою подержанную «девятку» из дощатого гаража.

— Не рано ли, Саша? — обеспокоилась Лидия Сергеевна. — Леонида наверняка с самого начала рабочего дня начальство всех рангов трепать будет.

— Мне, главное, Лида, через центр прорваться до начала шествия. Сегодня на Ваганьковском генерала Насонова хоронят.

— Ну не думаю, что «Молодая Россия» массовый крестный ход наберет.

— Ты, Лида, не всех учитываешь и забываешь про недовольных, выступающих против всех и вся.

Жоркин джип стоял на Дарьином подворье. Надо полагать, сладко дрых доблестный детектив Георгий Сырцов. Что же, ему и отдохнуть не грех перед серьезным и тяжелым делом.

К девяти был в МУРе. Успел-таки проскочить, старческого любопытства ради, третьим кольцом до Беговой. Шел народец к Ваганькову. Не плотной еще толпой, но уже густой цепью. От греха свернул на Ленинградку и через Садовое подъехал к главной московской ментовке с тыла.

Права оказалась Лида: ждать пришлось долго. Заглянул было в предбанник маховского кабинета, но новая секретарша, и слыхом не слыхавшая о каком-то старике Смирнове, деревянным голосом сообщила, что полковника Махова нет, а когда будет — неизвестно. Устроился в коридорном закутке, предназначенном для потерпевших и просителей. Уселся старичок, уперся подбородком о рукоять трости и полуприкрыл глаза. Пробегали мимо деловые молодые люди в форме и без, и никто не узнал легенду МУРа. Даже вздремнул в одиночестве. Потревожила виновато суетливая секретарша, которая с опаской коснулась его плеча и пролепетала нечто несуразное:

— Товарищ полковник очень просит зайти к нему, если вам не трудно.