Книга Голубая роза - Яна Темиз

– Я понимаю, что такая женщина, как вы, не сделала бы этого без причины. Серьезной причины, хотя тогда вы не могли знать, что речь идет об убийстве.

«За это она должна уцепиться», – думал Кемаль, наблюдая за собеседницей и стараясь, чтобы это было не слишком заметно.

Госпожа Мерием смотрела на него, как, говорят, кролик смотрит на удава. Кемаль никогда не видел подобного феномена в природе, но взгляд этот знал: он всегда появлялся у загнанных в угол подозреваемых. Значит, удар попал в цель. Если она не замкнется сейчас и не вздумает заявить, что ни слова не промолвит без своего адвоката, то будут новости. Новые показания, которые упростят или усложнят дело.

Кемаль когда-то давно вывел что-то вроде математической закономерности, закона следствия. В начале работы получаемые факты и сведения создают впечатление хаоса, из которого сыщики пытаются вычленить несколько версий, а поступающие новые факты могут эти версии опровергать или давать материал для новых гипотез – словом, только запутывают и усложняют картину преступления. Но где-то в середине расследования (не по времени, конечно, как можно рассчитать время, нужное на раскрытие убийства? Бывает, за два дня можно управиться, а бывает, за полгода ничего не накопаешь!) – так вот, на определенном этапе расследования поступающие факты начинают упрощать дело. Одна за другой отпадают ложные версии, выявляется наиболее вероятная и перспективная, подтверждаются догадки, приходят ответы на запросы… Кемаль обычно сравнивал это с подъемом на вершину и начинающимся спуском. И обычно чувствовал, что всё: сложнее уже не будет, информация начинает систематизироваться и укладываться в выстроенные схемы. И начинается быстрый спуск.

Но в этом деле он пока не мог понять, где эта вершина.

Ему казалось, что, узнай они имя девушки – и полдела сделано. После установления личности жертвы становятся яснее мотивы преступления, появляются возможности выявления и проверки контактов этого человека. Когда доктор Октай сообщил, кто такая убитая, Кемаль подумал было, что дальше все будет проще. Нельзя же искать убийцу неизвестно кого.

Однако то, что он узнал от Софии, Дениз и особенно от господина Орхана, никак не вписывалось в картину, предложенную доктором. Какое отношение могла иметь любовница господина Мехмета (и предположительно самого господина Октая!) к сыну Софии и тем более к шантажу? Пока дело не упрощалось. Ему хотелось, чтобы хоть госпожа Мерием сообщила что-нибудь, дающее ответы на его многочисленные вопросы, по крайней мере на один из них.

– Вы ведь не видели, как девушка вошла в квартиру вашей соседки Дениз, не правда ли? – продолжал он свою роль удава.

И выиграл.

– Да, господин Кемаль. То есть нет, не видела, – собравшись с духом, произнесла пенсионерка. Было видно, что ей стыдно, неловко и неприятно, но что она полна решимости выбраться из этой неловкой ситуации. Воспользовавшись, конечно, его подсказками. – Если бы я сразу знала, что произошло убийство, я бы никогда не позволила себе вводить в заблуждение полицию. Но вы сказали, что разыскиваете девушку…

«И вам непременно надо было воспользоваться и причинить неприятности своим соседям? Ну-ну».

– …а у этой Дениз не квартира, а, мягко говоря, проходной двор…

– Да, да, я представляю себе. У меня тоже есть молодые соседи: по-моему, они даже не женаты, – как можно больше осуждения в голосе! – но живут вместе и постоянно устраивают вечеринки. Так что я вам сочувствую.

Казалось, госпожа Мерием приняла все за чистую монету: и комплименты, и сочувствие, и осуждение легкомысленного поведения молодежи. Она заметно воодушевилась и смогла наконец-то посмотреть Кемалю в глаза.

– Я действительно хотела привлечь внимание полиции к этой Дениз. Мне подумалось, что если бы к ней пришли из полиции и стали выяснять, кто к ней ходит и зачем, то она сама бы стала серьезней к этому относиться. К этим визитам не пойми кого в любое время суток. Я ведь пыталась поговорить с ней по-доброму: я же ей в матери гожусь по возрасту!

Кемаль вовремя успел изобразить изумление: если хочешь расположить к себе особу женского пола, обязательно надо удивиться, когда она заговорит о своем возрасте. «Неужели вам сорок? Никогда бы не подумал!» – «Не может быть! Я не дал бы вам больше двадцати!» – «Вашему сыну тридцать?! Но вы так молодо выглядите», – все это должно быть либо сказано, либо ясно написано у вас на лице. Кемаль знал и то, что иногда надо поступать наоборот: если особа женского пола совсем юна. «Я был уверен, что тебе уже восемнадцать!» – «Неужели ты еще не в лицее, а в средней школе?» – такие фразы тоже были его верными помощниками в борьбе за информацию.

«Сколько лет этой девчонке – дочери Сибел? Лет десять-одиннадцать, не больше! – пришло ему в голову. – А тоже туда же: хочет выглядеть старше. Хорошо, что младших ее дочек не надо опрашивать! «Неужели тебе только годик? Я думал, уже два!» – интересно, в таком возрасте женский инстинкт уже проснулся или нет? А кстати, это может быть удачным подходом к мамаше. Если понадобится… может, и Сибел кто-нибудь звонил? и пугал?..»

– Боже мой, если бы вы слышали, что она мне ответила! Я даже повторить этого не смогу! Грубо, почти непристойно… и ее гости всегда пьют! А вдруг они и наркотики употребляют? Я же читаю газеты: сейчас такая ситуация в молодежной среде! Если взрослые не вмешаются, эти подростки бог знает до чего дойдут. Я же бывшая учительница, я не могу равнодушно смотреть на то…

Кемаль снова отключился, не забывая, конечно, вежливо кивать и поддакивать.

Все ясно. Она девушку не видела. Нет, минутку, надо уточнить: совсем не видела – или в это время в этом месте?

– Я вас прекрасно понимаю, госпожа Мерием, – выждав еще немного и дав ей сказать в свое оправдание побольше, вступил он в разговор, – жаль, что вы мне не сказали сразу всей правды. Мы бы обратили внимание на эту подозрительную квартиру, но не в связи с этим убийством. А теперь, если там и были наркоманы, они затаятся и мы их-то у нее в гостях и не увидим. Но давайте уточним: вы вообще не видели этой девушки? Или только у вашей соседки во вторник?

– А как вы узнали, что ее там не было? – вопросом на вопрос ответила пенсионерка. – Поверили Дениз? Или узнали что-то еще?

– Если честно, госпожа Мерием, то у меня есть свидетель, который внимательно наблюдал во вторник за вашим подъездом. Посторонние девушки в него не входили, по крайней мере в первой половине дня.

– Но вы говорили с Дениз? – продолжила свой допрос госпожа Мерием. – Это вы ей сказали обо мне?

– А… вы полагаете, что это она могла позвонить вам вечером? Что, кстати, эта незнакомка сказала? Вы были так напуганы.

– Да. Сначала. Я даже решила было, что схожу с ума. Или что это звонок с того света: таким загробным голосом она говорила. Но потом я поговорила с Айше… не тогда, на лестнице, а уже после, по телефону, почти ночью. И у меня в голове прояснилось. Кроме Дениз, звонить некому. Зачем? Правильно? Только она заинтересована в том, чтобы я испугалась и сказала, что никого не видела.