Книга Наш секрет - Ребекка Дан

– Дарси? Что случилось?

Она едва могла говорить.

– Как Мэдисон? – спросила она.

Джастин вздохнул.

– Хорошо. Иззи запаниковала. У нее согнулась игла. Но она быстро сообразила дать Мэдисон бенадрил, слава богу. Она провела всю ночь в больнице, но сейчас ей уже лучше.

– Это чудесно, – сказала Дарси и запнулась.

Слезы покатились по щекам, но сегодня ей уже некого было обнять. Место на полу, где любил лежать Клякса, теперь пустовало.

– Дарс, что случилось?

– Кляксу сбила машина.

Джастин молчал, вероятно, ожидая, что она скажет, что все обошлось.

– Сегодня утром его усыпили.

– О боже… – выдохнул он и сдавленным голосом добавил: – Дарс, мне очень жаль.

– Он был со мной каждый день, – прошептала Дарси. Боль стала буквально осязаемой. – Я не знаю, что теперь делать. – Ей хотелось взять его за руку. – Ты можешь приехать?

Повисла длинная пауза.

– Я не могу бросить Мэдисон. – Джастин говорил медленно, словно разрываясь между ней и дочерью. – Мне очень жаль, Дарс. Но я не могу ее бросить, не сегодня.

Дарси почувствовала, как внутри у нее поднимается черная волна боли и горечи. Она едва могла говорить.

– Завтра? – предложил он. – Я позвоню тебе.

Представив, как Зак разбивает гвоздодером коленные чашечки Джастина, она выдавила из себя:

– Джастин, мне надо тебе кое-что рассказать…

– Черт… – вздохнул он. – Меня ищет Иззи. Я позвоню тебе завтра.

– Я люблю тебя, – сказала она, но было слишком поздно.

Короткие гудки в трубке обрушились на Дарси, словно холодный, промозглый ливень.

30

Тодд

Четверг, 6 июня 1996 года

Как только мы приехали в Сантандер, я принял сознательное решение забыть прошлую жизнь. Теперь мы стали, по сути, беженцами. Тодда Лэндли больше не было, по крайней мере в обозримом будущем. Вместо того чтобы размышлять над этим фактом, мне хотелось попытаться стать совершенно другим человеком, начать жизнь с нового листа. Конечно, подобная концепция могла прийтись по душе только человеку, которому не нравилась его жизнь. Я задумался над этим, и единственное, что я очень хотел в себе изменить, не считая ступней и склонности часто мигать, когда устану, было то, что я мог спать с пятнадцатилетней школьницей. Но в ближайшем будущем я не собирался этого менять.

Как оказалось, в горах можно было очень быстро забыть обо всем. Компактный, когда-то побеленный домик находился не в самом лучшем состоянии, но рассыпаться тоже не собирался. Мы не боялись открывать шкаф, ожидая увидеть внутри муравейник, или спускать воду в туалете, рискуя засорить трубу. Рядом не было никаких соседей. Вилла располагалась на крутом зеленом склоне шикарной горы. Бо́льшую часть времени тишину этого идиллического уголка нарушало лишь хлопанье крыльев птиц, пролетавших высоко в голубом испанском небе.

Каждое утро на востоке вставало жаркое солнце, заставляя цитрусовые деревья в саду источать приятные ароматы. Дарси срывала крупные желтые лимоны, из которых мы вручную давили сок, добавляя кусочки сахара из пакета, который нашли в кухне. Напиток был таким кислым, что у меня язык сворачивался в трубочку, но он все равно был намного лучше любого покупного лимонада.

И, конечно, в первый же вечер мы наведались в винный погреб. При свете фонарика вытягивая бутылки из покрытых пылью ниш и протирая этикетки, мы делали вид, что внимательно изучаем и оцениваем их качество, но в конце концов решили, что нам не важно, какое вино в этих бутылках, потому что в отсутствие сомелье вино всегда остается вином.

– Они бы все равно никогда не притронулись к вину. Сомневаюсь, что они вообще знают, что хранится в этом подвале, – заметила Дарси.

Я тоже был сторонником этой теории, хотя сидящий во мне учитель возмущался и хотел заметить, что это все равно что вытряхивать мелочь из детских копилок, оправдывая себя тем, что малыши ведь не знают, сколько там монет.

В течение следующих нескольких дней, поскольку мы занимались лишь тем, что загорали, кожа Дарси приобрела красивый шоколадный оттенок, а волосы немного посветлели. Когда мы лежали, держась за руки и потягивая из стаканов лимонад, я смотрел на нее и думал, как мне повезло, что я повстречал ее, хотя это и случилось на моем уроке математике, по которой она должна была получить единицу. С тех пор как мы приехали в Испанию, она разговаривала больше, чем когда-либо прежде: о своей будущей итальянской траттории; о том, что, когда мы вернемся в Англию, она хочет организовать матери нормальное лечение; о том, что такое число «пи», и не думаю ли я, что Моррисси асексуален. А я закрывал глаза и просто слушал ее, думая, что если я больше никогда не вернусь в Англию, то не сильно расстроюсь.

На вилле не было телефона. Газеты туда тоже никто не заносил, а я не собирался их покупать. Дарси иногда вслух задавалась вопросом, что происходит дома, и много раз говорила, что волнуется за маму. Честно говоря, я придерживался мнения, что то, что ее собственная дочь сбежала из страны, должно было стать для матери явным намеком, что пора завязывать с мускульными релаксантами и джином вместо овсянки на завтрак. Я пытался убедить Дарси, что нам нужно подождать недельку, пока утихнет шумиха вокруг нашего побега. После этого мы могли бы подумать о том, чтобы передать ей сообщение, хотя я сомневался, что мать Дарси сможет оторваться от телевизора и обратить на него внимание.

Я прекрасно понимал, что глупо считать себя неуязвимыми. Периодически перед моим мысленным взором возникал отец, который вещал, что гордыня приводит к падению, и так далее, и тому подобное. Но по мере того, как проходили минуты, часы и дни, а на дороге не появлялись испанские полицейские, во мне росло убеждение, что нас не поймают. Возможно, мы действительно могли бы отсидеться здесь до сентября, когда Дарси исполнится шестнадцать лет, питаясь домашним лимонадом, макаронами и чужим вином.

Время от времени я думал о том, что сейчас происходит в Хэдли Холл. Я представлял выражение лица Сони, когда она узнает, что я спутал ее планы сдать меня полиции, как она будет жаловаться Карен, доставать Мак-Кензи и Национальный союз учителей, но никто из них не сможет ничего сделать, потому что мы находились в глубине испанских гор и никто об этом не знал.

Никто, если не считать испанскую полицию, Интерпол, погранслужбу и посольство Великобритании в Мадриде.

В тот день я услышал шорох шин на усыпанной камнями дороге. Местные полицейские поступили мудро, не включив сирену, которую в горах было бы слышно на много километров вокруг. По иронии судьбы они нашли нас в мой день рождения. Мы праздновали его, греясь на солнце, допивая остатки лимонада и попутно пытаясь набраться храбрости выбраться в ближайшее кафе, чтобы поесть паэльи.

Да уж, поели паэльи.