Книга Если только ты - Хлоя Лиезе

что теперь я думаю, что знаю его лицо так же хорошо, как своё собственное. Но потому, что он выглядит как…

Я ахаю, зажимая рот рукой.

Себастьян Готье одет как персонаж из моего любимого ромфанта — эпически волшебного, мрачного и запутанного шведского фэнтезийного романа. И не просто как персонаж — как злодей. Неисправимый, ужасно холодный и жестокий злодей. По крайней мере, он кажется таким, пока вся его предыстория и тайная альтруистическая стратегия не раскрывают его как героя третьей книги. Неделю назад я дала Себастьяну первую книгу. Он не мог прочитать их все. В каждой из них почти тысяча страниц. Этого просто не может быть.

— Привет, дорогая Зигги, — Себастьян прислоняется бедром к кухонному столу и лукаво улыбается. Это не его прежняя сардоническая ухмылка, в ней нет ничего холодного или отчуждённого. Она игривая и тёплая — нет, не тёплая. Адски горячая.

Я судорожно сглатываю.

— Привет, Себастьян.

Он цокает языком, грозя татуированным пальцем с серебряным кольцом. О Боже, я, кажется, сейчас взорвусь от вожделения. Я не знаю, что буду делать, если он выкинет ещё что-нибудь сексуальное…

— Себастьяна здесь нет, — он проводит руками по своему телу. — Для тебя я Райнер, лорд Ансгар, — он склоняет голову, глядя на меня, и его улыбка становится шире. — И я приношу тебе свои извинения. О чём я только думал, называя тебя Зигги, когда ты…

«Не говори этого. Я поцелую тебя, если ты скажешь это. Я осыплю тебя поцелуями, если ты скажешь это».

Его улыбка становится шире, с очаровательными ямочками на щеках и ослепительно белыми зубами — я и в лучшие-то дни с трудом выдерживаю такую его улыбку.

— …Тиндра, Королева фейри и воительница, которая хорошенько надрала мне задницу во второй книге.

— О Боже, — бормочу я сквозь прикушенную губу.

От улыбки Себастьяна у его глаз появляются морщинки, когда он отталкивается от стола, затем берёт меня за руку и сжимает её.

— Ты в порядке? Ведёшь себя как-то тихо.

Я сглатываю, моё сердце бешено колотится. Я киваю.

— Я в порядке, — подойдя на шаг ближе к Себастьяну, я кладу руку на его куртку и провожу по швам на его торсе к ключицам, к открытому вороту, где его кожа отливает золотом. Глядя ему в глаза, я говорю: — С днём рождения.

Его улыбка смягчается, когда он тоже смотрит мне в глаза.

— Спасибо.

Импульсивно, не в силах остановиться, я бросаюсь в его объятия и крепко целую его в щёку.

— Зигги, — выдыхает он, сдавленный в моих объятиях, стиснувших его шею. — Осторожнее с…

Пуф. Позади него раздаётся звук, похожий на хлопанье раскрываемого зонтика. Справа от него кто-то чертыхается, отскакивая к холодильнику. Поднос с посудой с грохотом падает на пол. Я отстраняюсь, широко раскрыв глаза.

Себастьян Готье — или, лучше сказать, Райнер, лорд Ансгар — стоит передо мной, и редкий и восхитительный румянец заливает его щёки. За его спиной, тёмные, но тонкие, как паутинка, сотканные из той же сверкающей оловянной нити, что и его одежда…

— Крылья! — вопит Вигго. — У него есть крылья!

Глава 28. Себастьян

Плейлист: Noah Guthrie — All of Me — Cover

Это… вышло не так, как я хотел. Зигги смотрит на меня, широко раскрыв тёмно-зелёные глаза и разинув рот от удивления.

— Крылья! — Вигго улюлюкает и размахивает кулаками. — Я же говорил. Выкладывай, моя медовая булочка.

Оливер хмуро смотрит на брата, затем достаёт двадцатку и суёт её в протянутую руку Вигго.

— Себ! — кричит Рен. — Ты здесь! Именинник здесь!

На меня довольно быстро набрасывается шумная компания хоккеистов.

— Эй! — кричу я. — Осторожно, крылья! — потянувшись за спину к крыльям, я пытаюсь их сложить, но это трудно. Последние несколько раз, когда я проверял крылья после изготовления, я снимал их, а затем складывал, но теперь они прочно прикреплены к куртке, и я окружён командой шумных хоккеистов, которые находятся в эйфории от вчерашней победы и перспективы раскрепоститься сегодня вечером.

Сжалившись надо мной, Зигги легко протискивается ко мне, минуя пихающие руки и любящие хлопки. Её семейный опыт, как младшей из семи детей, очевиден, её выражение лица и прикосновения ничуть не реагируют на хаос, когда она спокойно обнимает меня за плечи, прижимаясь грудью к моей, обнажая шею в нескольких дюймах от моих губ.

У меня слюнки текут. Я закрываю глаза и вдыхаю её аромат, чистый и мягкий, как дождевая вода. Я хочу обнять её и провести ладонями по её красивой, полной заднице. Я хочу уткнуться лицом в её шею и скользнуть языком по горлу. Я хочу погрузить руки в эти мягкие, густые волосы, широко раздвинуть её ноги своими и раствориться в ней.

Крылья опускаются, и Зигги откидывается назад.

— Вот так, — она поворачивает голову, и наши носы соприкасаются. Её глаза не отрываются от моих.

Я с трудом сглатываю. Зигги делает то же самое.

А потом команда тащит меня обратно, чтобы сфотографироваться. Фото делает Вигго, ухмыляющийся, как самодовольный болван, которым он и является.

В перерыве между снимками я оглядываюсь через плечо на Зигги, которая улыбается мне с таким видом, словно… Боже, она выглядит просто божественно. Бледное жемчужно-белое платье ниспадает с её тела, на груди висит ремешок колчана, из которого торчат стрелы. Её волосы наполовину собраны, заплетены в крошечные косички и открывают обманчиво правдоподобные эльфийские ушки. Это настолько в её духе, такой сводящий с ума сплав милоты и сексуальности, занудства и озорства, что я даже не могу этого вынести.

Зигги одаривает меня широкой улыбкой, не сводя с меня глаз, затем подносит печенье ко рту и хрустит им.

У меня вырывается стон, когда она облизывает палец, а затем откусывает остаток печенья, обнажая длинную бледную линию горла.

Это будет очень долгая ночь.

* * *

Уже отвратительно поздно, даже для такой в прошлом «кутящей» совы, как я. Фрэнки вырубилась на диване и храпит, пока Рен закрывает входную дверь за последним из оставшихся, машет рукой и желает спокойной ночи.