Книга Великий государь - Александр Антонов

— Вы, отцы церкви, радейте за веру стойко и вразумляйте Божиим словом свою паству. И помните, кто из православных христиан потеряет Бога, за того в ответе вы, пастыри, и с вас спрошу строго.

И вскоре рать Филарета и царя Михаила взяла путь на Брянск. Разогнав дрёму и в этом городе, москвитяне двинулись на Тулу, на Рязань, на Владимир — всё по кругу, по кругу.

Впереди дотошной рати по-прежнему летела молва легкокрылая, и всё, что случалось в тех городах, кои почтили своим вниманием царь и патриарх, становилось ведомо в тех, куда они держали свой путь. Молва эта обрастала домыслами, страстями, и одни внимали страстям с удовольствием, других же они приводили в трепет. И раньше, чем в том или ином городе появлялись царские дворецкие, стряпчие, постельничие, стольники — все государевы устроители, коим по долгу дворцовой службы надлежало мчать впереди царя, там всё приходило в суетливое движение и кто-то замаливал грехи, кто-то готовился к покаянию, а были и такие, кто убегал в леса от неминуемого наказания.

Не в диковинку было иное. Россияне любили своего царя и даже жалели его — вот, вдовый ходит, — но не боялись. А государя-патриарха побаивались. Он хотя и мало кого подвергал опале, и о его милосердии к князю Ивану Хворостинину молва прокатилась по всей Руси, но злочинцы всех мастей трепетали при его появлении. Знали, что Филарет может быть и суров. И было ведомо горожанам в Туле ещё до приезда царя и патриарха, что в Брянске Филарет отлучил от церкви воеводу Онучина и сослал его властью государя в поместье для безвыездного проживания. И сказывали, наказал-де справедливо. Онучин месяцами увлекался псовой охотой, бражничал, совращал девиц, а управление областью отдал на откуп дьяку-мздоимцу. И поставил Филарет воеводою в Брянске молодого дворянина Илью Боборыкина, человека деловитого, решительного и справедливого.

А рязанцы знали, что в Туле Филарет освятил новый храм, ещё собрал всех безместных попов, кои не желали служить, но бражничали, и отправил их в боровский Пафнутьев монастырь под строгое послушание.

И вот уже впереди Кострома сверкнула главами соборов и церквей — желанный для царя и патриарха остров, почитаемый многими воспоминаниями. Государева рать сильно поредела. Многие остались позади воеводами, тиунами и старостами по городам и селениям, приказными дьяками в городских управах. Москвитяне сменили закостеневших на своих местах воевод во Владимире, Рязани, Пензе. И для Костромы уже был готов воевода: возвращался к прежней службе Михаил Бутурлин.

В Костроме царь и патриарх думали пробыть недолго, время уже поджимало. Нужно было ещё в Ярославле порядок установить, Тверь тёплым словом приласкать. Ан получилось не так, как мыслили, и пришлось задержаться в Костроме почти на две недели. Лишь только царский поезд появился в городе и москвитяне разместились по палатам и подворьям, как к патриарху-государю потянулись ходоки и челобитчики из уездов. Все они Христом Богом просили избавить их от уездных властителей, коих по своему разумению насадил воевода Челяднин, который «взял власть выше царя». Купечество жаловалось на незаконные поборы-взятки, дворяне на то, что Челяднин и свора ввели во блуд многих их жён. Были жалобы и у духовенства. Слышали священники от Челяднина богохульство и были свидетелями осквернения памяти народного героя, костромского крестьянина Ивана Сусанина, коему довелось спасать от поляков и казаков-разбойников жизнь будущего царя. С челобитной приехал священник Мефодий из села Домнино и зять Ивана Сусанина Богдан Сабинин. Их принял сам царь Михаил, спросил Сабинина:

— Скажи, сын мой Богдан, как ты тут жил? Помню, ещё в марте девятнадцатого года я прислал тебе жалованную грамоту с печатями на земельный надел.

— Получил твою грамоту твой раб Богдашка, царь-батюшка, да землицей пришлось владеть недолго. Отобрал ту грамоту воевода Челяднин и жаловаться запретил.

Воеводу судили строго. И не было у него оправданий. И милости Яков Челяднин не просил у Романовых, потому как всегда относился к ним с враждой, которой порою не скрывал. Царь и патриарх посоветовались меж собой и отдали Челяднина на суд костромичей. Судили его духовенство, почитаемые граждане, исправные крестьяне, и все они одним духом приговорили извратника жизни к казни. Однако царь и патриарх не согласились с приговором костромичей, потому как были связаны подкрестной грамотой не казнить за измены. Филарет объяснил горожанам суть царского воздержания, и они проявили понимание, согласились с приговором царя и патриарха. Якова постригли в монашество и под стражей отправили в Соловецкий монастырь под суровый надзор игумена и пристава.

Покончив с важными делами в Костроме и утвердив воеводою Бутурлина, царь Михаил решил съездить на побывку в имение Домнино, где жил с матушкой в отроческие годы и спасался от происков князей Мстиславского и Шуйских.

У патриарха Филарета тоже проявилось желание навестить Ипатьевский монастырь, близкий Романовым по многим воспоминаниям. Но патриарху ехать никуда не нужно было далеко, лишь перебраться на другой берег речки Костромки — там и монастырь. А сыну его предстояла неближняя дорога по лесным урочищам, и Филарет, благословляя его, попросил:

— Ты, сын мой, остерегись в тех диких местах. Особо близ Рябинина. Нечистая сила там шалит...

— Ведаю, родимый, те места, остерегусь и о молитве не забуду, — ответил Михаил отцу.

Но упоминание о селе Рябинине как-то не осело в памяти Михаила. А в том селе, которое принадлежало воеводе Бутурлину, в эту пору пребывали Катерина с малыми детьми и Ксюшей. Село и имение Бутурлина располагалось ближе Домнина вёрст на семь. И всё же царь Михаил уезжал в Домнино в состоянии какого-то смутного волнения, и приятного и тревожного одновременно, в предчувствии некоего события. Поездка и влекла его и пугала. Он не пытался ни о чём гадать и меньше всего думал о нечистой силе. И своё волнение отнёс на счёт того, что предстояла желанная встреча с отрадным прошлым. Сопровождали царя в поездке молодой князь Иван Черкасский, несколько человек прислуги и небольшой отряд стрельцов.

Глава двадцать четвёртая
Ясновидица и царь

Стояла благодатная пора ранней осени. Природа уже одарила россиян плодами земли, и повсюду они убирали их с полей, с огородов. Теперь же ходили на грибную охоту и по клюкву. Мужики по ночам бродили вдоль рек, ловили по омутам сазанов, налимов, сомов — беспокойную рыбу осенней поры. Всё это царь Михаил помнил и знал, сам со сверстниками хаживал-бегал в лес и на реку. В Домнино он ехал в лёгкой карете. Рядом с ним сидел князь Иван Черкасский. Он был на два года моложе царя, обходительный, мягкий, нраву весёлого, песенник и постоянно бредящий разными чудесами, приключениями, бесстрашный, готовый в любую пору идти хоть на шабаш ведьм или в дикий лес, где водятся волки, медведи, лешие и прочая тварь. Ничего он не страшился, лишь бы сабля была в руках. Михаил полюбил Ивана с детства, с той поры, когда его пятилетнего, а Ивана трёхлетнего отправили в ссылку на Белоозеро с родителями Ивана, князем Борисом и княгиней Анной. В семье Черкасских отрок Михаил был окружён лаской и любовью. Был он для Черкасских вторым сыном.