Книга Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев

К челобитной прилагался реестр имущества, взятого грабителями, благодаря которому мы имеем редкую возможность узнать, на какой повозке, в какой одежде и с какими вещами в феврале 1746 года ездил коллежский асессор со своими людьми для богомолья в Троице-Сергиеву лавру:

«Сани крытыя обиты кожей, внутри стометом красным — цена десять рублев.

Три лошеди: два мерина вороных — цена сорок рублев, мерин гнедой — цена пятнатцать рублев.

Три хомута ременных, три узды ременныя двойныя, возжи ременныя — цена шесть рублев.

Да платья: кафтан, камзол, штаны суконныя зеленыя, подбиты стометом зеленым, у кофтана по борту и по швам положен шнур гарусной — цена сорок рублев.

Шуба алова сукна, мех калмыцкой черной — цена сорок рублев.

Шуба китайчатая дорожная на лисьем меху, опушена пухом бобровым — цена дватцать рублев.

Камзол кафельной суконной — цена пять рублев.

Шпага, эфес серебряной — цена дватцать рублев.

Кольцо золотое — цена четыре рубли.

Запонки золотыя двойныя — цена восемь рублев.

Перук (парик. — Е.А.) круглой — цена два рубли пятдесят копеек.

Шапка бархотная красная, апушка соболья — цена пять рублев.

Рукавицы замшевыя теплыя — цена восемьдесят копеек.

Два плотка бумажные — цена восемьдесят копеек.

Чесы серебряныя — цена дватцать пять рублев.

Табакерка серебряная — цена шеснатцать рублев.

Кошелек шитой серебром, в нем мелких серебреных денег семьдесят копеек, да червонных иностранных дватцать пять.

Нош складной — цена тритцать копеек.

Туфли желтые козловые — цена сорок копеек.

Пуховик, наволока крашенинная синяя, да три подушки пуховыя, наволочки белыя — цена восимь рублев, адеяло терпущетоя белоя, покрыта байкой цветной — цена пять рублев.

Две простыни белыя холстинныя, да рубашки варендерскова палотна, цена три рубли пятдесят копеек.

Кастрол медной — цена рубль дватцать копеек.

Тапор — цена петнатцать копеек.

Шкатулка деревянная, в ней чай, сахар, три скляночки стеклянныя с воткой, цена два рубли.

Чайник медной — цена рубль.

Троецкой мелкой деревянной посуды по покупки на два рубли.

Да люцкова платья: две шубы авчинных — цена четыре рубли.

Епонча суконная песошная — цена три рубли.

Двое сапоги — цена рубль.

Кушак желтой — цена сорок копеек.

Нож ахотничей — цена сорок копеек.

Двоя руковицы — цена пятдесят копеек.

Две шапки — цена рубль дватцать копеек.

Да денег два полтинника, да мелких пятдесят копеек»[520].

Вернувшись в Москву едва живым, асессор Милюков, наверное, долго залечивал физические и душевные раны, а страшные лица разбойников, должно быть, преследовали его в кошмарных снах.

Между тем спустя две недели после описанных событий, 19 февраля, в Замоскворечье возле церкви Воскресения Христова, что в Кадашеве, появился человек, которого Милюков при встрече непременно узнал бы. Это был уже известный нам московский вор Гаврила Рыжий, к тому времени более полугода скрывавшийся от преследования со стороны служащих Сыскного приказа, прежде всего Ивана Каина. В тот день он пришел в Кадаши для свидания с женой Марфой Артемьевой, работницей суконной мануфактуры Андрея Еремеева, и принес ей серебряный эфес от той самой шпаги стоимостью 20 рублей, которая еще недавно принадлежала коллежскому асессору Милюкову. Как мы знаем, Марфа краденый эфес не взяла, беглеца прогнала, а после встречи с ним сразу направилась в Зарядье, в дом к Ивану Каину.

«Сыщик из воров» в тот же день поймал Гаврилу в торговой бане за Покровскими воротами близ Елохова моста. Видимо, ошеломленный предательством жены, тот стал давать в Сыскном приказе поразительные по откровенности признательные показания. Из допроса Гаврилы Рыжего следует, что изначально он был «мошенником» и занимался карманными, банными и домовыми кражами с прочими московскими ворами. Но после того как летом 1745 года в Сыскном приказе его «оговорил» (выдал) вор Яков Зуев, он был вынужден скрываться под Каменным мостом, в кирпичных сараях близ Донского монастыря, а с наступлением холодов — в торговых банях за Покровскими воротами. В Немецкой слободе он познакомился с группой беглых солдат и «матросов», вместе с которыми и стал разбойничать на «Троицкой дороге». Поведал он на допросе и о нападении на чиновника Милюкова с его людьми:

«…И в нынешнем 746-м году на Сырной неделе в понедельник он, Гаврила, ходил в Немецкую слободу на рынок, что словет Ладуга, и на том рынке он, Гаврила, сошелся з беглыми салдатами Иваном прозвище Стромынским, да с Савельем… и оныя Иван и Савелей звали ево, Гаврилу, на Троицкую дорогу для разбою проезжих людей, и он, Гаврила, с ними пошел. И они, Гаврила и Савелей, привели ево, Гаврилу, в селе Покровском в приходе церкви Николаю Чудотворца х крестьянину Григорью, а чей сын не знает, которой шинкует вином, и у него, Григорья, покупая на деньги вино, пили и начевали у оного Григорья в сарае три ночи заведомо, что воры. И от него, Григорья, он, Гаврила, с оными Иваном Стромынским и Савельем на Сырной недели в четверток пошли на Троицкую дорогу для разбою проезжих людей. И по той дороге за селом Ростокиным, прошед версты с три, дожидались их, оного Стромынского товарыщи четыре человека, а как им имена не знает. И все они семь человек в лесу ножем вырубили по палке. И в том же месте мимо их от Троицкого монастыря ехал человек, которой сказывался асессор Яков Кирилов сын Милюков с людьми тремя человека в одних покрытых санях на трех лошедях. И он, Гаврила, с показанными товарыщи оного Милюкова разбили… И, розбив, ево, Милюкова, и трех человек, привязали на той Троицкой дороги в лесу к деревьям, и все семь человек на показанных лошадях отъехали от него, Милюкова, версты з две. И оные товарыщи ево ему, Гавриле, дали денег два гривенника, да мелких серебреных дватцать три копейки, ефес серебряной, нож складной, и ево, Гаврилу, отпустили в Москву… И он, Гаврила, дорогою у шпаги ефес серебреной збил палкой, а лезвие переломил на двое и бросил на поле в снег».

Днем 21 февраля в село Покровское, где укрывались остальные разбойники, был послан копиист Сыскного приказа Семен Протопопов с солдатами и арестантом Гаврилой Рыжим. Однако в доме крестьянина Григория Барсукова никого, кроме его жены, застать не удалось (позже пойманные преступники признались, что они в то время «в Немецкой слободе, на Ладуге, на кружале пили вино», а сам хозяин дома «был в селе Покровском у мосту для покупки блинов»). Гаврила Рыжий указал, где была спрятана ободранная с саней Милюкова кожаная обивка, а также взятая разбоем «шуба китайчатая на лисьем меху», которую разбойники еще не успели продать. Кроме этого, в доме крестьянина Григория Барсукова были обнаружены запасы корчемного, то есть незаконного, «вина в трех боченках, на пример ведер по пяти» (спиртным разрешалось торговать только в казенных кабаках).