Книга Превыше всего. Роман о церковной, нецерковной и антицерковной жизни - Дмитрий Саввин

– Здравствуйте, Александр Сергеич! – поприветствовал главреда «Православного Мангазейска» Федя, копошившийся вокруг какой-то огромной пачки у печи.

– Здравствуйте, – доброжелательно и чуть иронично ответил Шинкаренко. Настроение у него было благодушное. На четвертое ноября, на Казанскую, архиерей запланировал большую службу с последующим крестным ходом по улицам города. По этой причине очередной номер «Православного Мангазейска» с подборкой тематических материалов по истории праздника нужно было сделать именно к этой дате. Как всегда, Шинкаренко оттягивал начало работы до самого последнего момента, заверстывал номер в ночь с третьего на четвертое, долго и занудно договаривался с типографскими работниками о том, чтобы напечатали побыстрее, и в конце концов договорился. Потом, в восемь утра четвертого числа, опухший от безсонницы и выпитого в часы ночной работы пива, доставил свежеотпечатанные пачки «Православного Мангазейска» в епархию и отправился домой – спать. (Право на неофициальный выходной день после сдачи номера также было одной из его привилегий.)

Пятого числа он, как всегда, с утра пришел на работу. Благочинный с Натальей Юрьевной уехали куда-то по делам, архиерея тоже на месте не было. Никакой особой работы не имелось, по причине чего Александр Сергеевич до половины первого читал новости на разных сайтах в инете, а потом отправился обедать.

– Счас-счас! – торопливо ответил Федя, уловив своей сутулой спиной, обернутой в синий рабочий халат, вопросительный взгляд Шинкаренко.

– Стой! – вдруг коротко сказал Сергеич. – Что это там у тебя?

– Это? Это газета, – ответил Федя.

– Какая газета?

– Наша газета… Последний номер. Владыка благословил сжечь…

Шинкаренко поднялся из-за стола и с ничего не выражающим лицом, походкой каменного гостя, подошел к печке. Там действительно лежало несколько неразрезанных типографских пачек «Православного Мангазейска» и одна вскрытая, которую Федя старательно пропихивал в печные недра.

– Владыка-а благословил! – снова, уже с надрывом, повторил Федя. Заметив, что его визави начал входить в образ юродивого, Шинкаренко молча вернулся за стол и, не говоря ни слова, отобедал. Потом вышел на крыльцо и закурил сигарету. Происходящее ему не нравилось совершенно. Дело было даже не в ночных трудах, переговорах с типографией и утренней беготне с газетными пачками. Хотя это, конечно, тоже было неприятно… Но, в конце концов, это его работа. Проблема заключалась в другом. Этот номер был уже вторым за последние три недели, который архиерей распорядился отправить в печь. И причина для этого могла быть только одна: очередной выпуск газеты опять показался Евсевию политически неблагонадежным.

Сергеич вздохнул. Он работал в Епархиальном управлении со времен Пахомия – то есть с тех времен, когда все храмы Мангазейской епархии можно было пересчитать по пальцам одной руки. Нельзя сказать, что у него никогда не возникало проблем с Пахомием или Евграфом – нет, какие-то трения, конечно, случались. Но редактируемую им газету раньше никогда в печку не отправляли. Шинкаренко затушил бычок о кирпичную стенку, снова вздохнул – и вдруг огромная довольная улыбка появилась на его физиономии, а в глазах вспыхнул задорный блеск. Из-за храма, в длинной темной юбке до пят, появилась Алла Герасимова. По-прежнему симпатичная, зажиточно ухоженная молодая женщина, она совсем недавно, как и договаривались, приехала в Мангазейск и теперь обживалась в местных условиях. Которые, надо сказать, чем дальше, тем больше казались ей весьма специфическими. На этом фоне Шинкаренко был этаким посланцем из мира обычных людей, ну а его неизменный стиль галантного кавалера (галантного, впрочем, только по меркам советских военных гарнизонов) делал общение с ним для Аллы еще более приятным.

Что же до Сергеича, то он от этого знакомства ничего не ждал и видов на нее никаких не имел. А радостная реакция его объяснялась тем, что он так в принципе реагировал на любую молодую женщину, которая была хоть чуть-чуть симпатичнее аллигатора.

– Привет! – все с той же улыбкой поприветствовал Аллу Шинкаренко.

– Привет! – так же непринужденно ответила она.

– Как жизнь? – задал Александр Сергеевич свой фирменный вопрос.

– Да так, слава Богу… Привыкаю вот к местным условиям.

– В каком смысле?

– В разном, – уклончиво, чуть потупив глаза, ответила Алла. – К погодным, и… не к погодным.

– Понятно.

– Непривычно немного, привыкнуть надо…

Шинкаренко довольно демонстративно хмыкнул.

– Это точно, – с явно иронией в голосе ответил он. Алла ничего не сказала, но взгляд ее выражал полное понимание.

– Сергеич! – раздался голос архиерея; Евсевий вышел из-за храма, очевидно, направляясь из квартиры в свой рабочий кабинет. – Зайди-ка ко мне!

Шинкаренко, ни слова не говоря, пошел за ним. Так же беззвучно зашел в архиерейский кабинет. Евсевий сел на свое место, но Шинкаренко садиться не предложил.

– Вот что, Сергеич… – начал Преосвященный. Говорил он спокойно, даже подчеркнуто спокойно и успокаивающе мягко. Что было верным признаком того, что раздражен он не на шутку. – Последний номер я велел сжечь, – продолжил Евсевий.

Шинкаренко молча глядел на архиерея исподлобья.

– Сергеич, мы же с тобой об этом говорили, – в том же тоне продолжил Евсевий. – Ну вот что ты там опять напечатал? Вот это: про Кремль, про власти и прочее?

– Это неправда? – спросил Шинкаренко.

Евсевий вздохнул:

– Может, и правда. Но зачем об этом так писать? Можно же мягче сказать… Аккуратнее.

– Ну так это правда или нет? – снова спросил Шинкаренко.

– Что ты все!.. – уже явно раздраженно ответил архиерей. – Я же сказал, что нельзя так, в лоб!

– Если это правда, то в чем тогда проблема?

– Да пойми ты наконец, что мы не можем сейчас так писать! И я с тобой об этом уже говорил! Мы тут такую стройку затеяли, а тут… Что ты думаешь, эти… Эти ребята за нами не следят?

Под «ребятами» Евсевий подразумевал самый широкий круг врагов – начиная от Александрова и Козлобесова и заканчивая разного рода тайными врагами, о которых писали в национал-патриотических книжках и в существование коих он свято верил. Как верил и в то, что они всегда противодействуют Церкви и, конечно же, постараются не допустить строительства кафедрального собора в Мангазейске. В целом взгляды Шинкаренко – поклонника творчества митрополита Иоанна (Снычева) и Константина Душенова – Евсевию были очень близки. Масоны, сионисты, заговор против России, еврейские козни – обо всем этом он сам был не прочь поговорить, а иногда даже и почитать. Но, однако, два идеологических пункта все сильнее разделяли епископа и редактора епархиальной газеты.

Первый пункт упирался в отношение к нынешнему президенту РФ. Евсевий всегда исходил из того, что Патриарх все знает и понимает гораздо лучше, чем он. И потому ему, Евсевию, следует держаться той позиции, которую оглашает Патриарх. А Патриарх выражал всяческую поддержку недавно избранному главе государства, и уже становилось ясно, что это – взаимно. Поэтому Евсевий утвердился в мысли, что во главе России наконец-то, после лихолетья 1990-х, оказался православный президент.