Книга Чеченская рапсодия - Юрий Иванов-Милюхин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Захарка, это ты или нет? — проговорил он.
— Тю, батяка, а кто же еще?..
Короткая южная ночь упала на дом Даргановых, полный отходящих ко сну гостей, обсыпала крышу горстями крупных звезд. Луна бубном зависла над вершинами раин, темными свечами опоясывающих подворье, забросила в раскрытое окно тугие струи желтого света. Они скользнули по лицам станичного атамана и его супруги, лежащих на кровати с открытыми глазами, заставив их веки невольно дернуться.
— Ну, Захарка, снова отчебучил, — то ли с удовольствием, то ли сердито пробурчал Дарган.
После приезда среднего сына с невестой-шведкой прошло несколько дней, до предела насыщенных разными событиями, которые никак не давали главе большого семейства как следует обдумать все происходящее. Он подложил руку под голову.
— Помнишь, как сынок влетел на баз будто москальский барин? В карете, при княжеской трости, я его не сразу и признал.
— Молодец, чувствуются столичные манеры, — откликнулась Софьюшка. — Ты заметил, какая на нашем сыне рубашка? А ботинки из крокодиловой кожи? Я такие не припомню даже в Париже.
— Нашла, что рассматривать.
— А туфельки на его невесте? Носочки остренькие, подошвы тоненькие.
— Тю, кто про что, а бабе одни наряды. Куда в них тут ходить?
— Найдут, если захотят. А если нет, так Пятигорская не так уж далеко, а туда наведывается весь столичный цвет.
— Осталось только провожать их да встречать казачьими разъездами, иначе абреки быстро устроят бездельникам свой бал-маскарад, — с сарказмом подковырнул жену полковник. — Хлопотное это удовольствие, скажу я тебе.
— Наши дети это заслужили. Захара с Ингрид благословил на супружество сам Жан Батист Бернадотт, король Швеции.
— Велика шишка, — похмыкал в усы глава семьи. — Забыла, что нас с тобой обручили император Российской империи Александр Первый и французский король Людовик Восемнадцатый? А тут какой-то шведский королек. Казаки этих шведов били еще под Полтавой.
— Дарган, прекрати грубить! Ты и детей учишь не признавать никого, кроме казачьего атамана и императора. Между тем, в Библии написано, чтобы люди сначала оборотились на себя, — обиженно засопела супруга. — А мы с тобой всего лишь терские казаки станицы Стодеревской, затерявшейся на краю империи.
— В Библии одно, а в жизни совсем другое, — пожал плечами казак, не обратив внимания на последние обидные слова. Но спросил он совсем о другом: — Так о чем вы за эти дни сумели договориться?
— Ты о моих земляках? — не сразу поняла жена, сменяя гнев на милость. — О наших гостях месье Буало де Ростиньяк и мадемуазель Сильвии д'Эстель?
— Заладила, де да де… О французах, конечно, которые у нас уже загостились. Видите ли, за сокровищами к нам приехали!
— Наверное, я тебя разочарую, любимый мой муж, — чуть развернулась к супругу его половина. — Оберег, который ты вплетал в гривы своих коней на протяжении многих лет, нужно отдать гостям. Это не простая стекляшка, а бриллиант из короны французского короля. Он должен принадлежать Франции.
— Об этом не знает разве что станичный кобель, что прибился к молитвенному дому нашего уставщика, — недовольно оборвал жену Дарган. — С оберегом все ясно, хотя, конечно, жалко… Я о других побрякушках. Ничего твои земляки больше не нашарили?
— Я рассказала им о драгоценностях, которые продала месье де Ростиньяку и русскому хозяину придорожной корчмы во Франции, назвала все изделия, переданные месье де Месмезону, затем перечислила сокровища, которые спрятаны у нас в сундуке, но больше ни одно из них не подошло под их описание, — не обиделась на раздражение мужа Софьюшка, прекрасно понимая, чем для него являлась невзрачная на вид игрушка, оплетенная сеткой из серебряной проволоки и измазанная для отвода глаз навозом. — Если ты не против, мы еще раз откроем сундук и вместе посмотрим на наше богатство. Поверь, Дарган, ничего лишнего мои земляки не возьмут, они ищут только раритеты, принадлежащие народу Франции.
Атаман долго лежал не шевелясь, он понимал, что в его воле было отдать что-то из добытого на войне или послать незваных гостей подальше, несмотря на их родственные связи с его супругой. Но он видел, что это смелые люди, которые хотят выполнить долг перед своей родиной. Разве не было точно таких же в матушке России, готовых за холщевое полотно с нарисованной на нем картиной пойти хоть на край света, только бы оно не досталось врагу?!?! Пусть подобных героев можно было пересчитать по пальцам, они все равно вызывали к себе неподдельное уважение.
— Если нужно для дела, я готов подсобить твоим землякам. Пускай они покопаются в наших сундуках, глядишь, еще чего отыщут, — медленно проговорил Дарган, просунул руку под голову жены и притянул ее к своей груди. — Жили мы без побрякушек и дальше будем жить, нас от этого не убудет. Я правильно рассуждаю, моя дорогая Софьюшка?
— Правильно, мон шер, — прижалась к нему женщина. — Я всю жизнь любила тебя за ум и красоту. И сейчас люблю еще больше.
— А теперь скажи мне, моя самая разумная на свете женушка, что нам делать со своими детьми, с Петрашкой и Аннушкой, пока они не натворили чего и не опозорили род Даргановых на всю округу?
— Прости, милый, но я не понимаю, о чем ты говоришь, — притворилась лопушком ушлая собеседница, ведавшая про каждую мелочь, случающуюся в семье.
— Разве ты не заметила, что Петрашка ни на шаг не отходит от этой Сильвы, подружки Буало, а наша Аннушка готова повиснуть на шее у французского кавалера?
— Ты верно подметил, мой дорогой супруг, что мадемуазель является всего лишь подружкой своему спутнику. — Софьюшка положила руку на грудь мужа.
— Я тебе сообщу одну тайну, а ты постарайся сделать из нее нужные выводы.
— Вот как! — насторожился Дарган. За тридцать лет совместной жизни он успел хорошо изучить жену и знал, что каждый ее поступок может принести семье только выгоду. — И что же это за тайна такая?
— Сильвия д'Эстель и Буало де Ростиньяк еще не помолвлены, хотя сделать их мужем и женой было задумано давно. О будущем своего племянника-донжуана крепко печется его дядя, герцог де Ростиньяк, который тоже является моим дальним родственником, — собеседница откинула с лица прядь волос. — Это очень хитрый политик, смотрящий далеко вперед. Дело в том, что отец девушки занимает в кабинете министров республики весьма серьезное положение, и дядя решил сделать великолепный ход, который поднял бы авторитет его родственников перед лицом правящей верхушки и помог бы им добиться значительных постов в правительстве.
Полковник наморщил лоб, перевел взгляд с потолка на противоположную стену спальни. По ней гуляли синие тени, летний ветерок шевелил ситцевые занавески на створках открытого окна. Было тихо и умиротворенно, подобное в казачьей станице случалось весьма редко. Дарган решил нарушить короткую паузу: