Книга Чеченская рапсодия - Юрий Иванов-Милюхин

— Мерси боку, уважаемая Софи де Люссон, но мне кажется, что с добрым советом вы опоздали.

Сильвия как во сне сбросила с плеч бешмет, встала с лавки и пошла навстречу широкоплечему молодцу с белокурым чубом над высоким лбом. Она отыскала в себе силы переступать ногами, подстраиваясь под бешеный темп музыкантов, одновременно понимая, что теперь выбраться из бездонных глубин зрачков партнера ей будет нелегко. Казак отошел немного назад и тут же очутился позади девушки, как бы защищая ее вытянутой рукой и не сводя с нее жгучего взгляда. Сильвия сперва повторяла движения местных девушек, потом вспомнила, как она наблюдала в Париже за действиями приезжих арабских танцовщиц. Наконец она нащупала такт, вскинув руки, изобразила ими гнущиеся под ветром ветви дерева, не забывая при этом покачивать бедрами. Изгибы ее стройного тела все больше подпадали под власть музыки, Сильвия словно впитывала звуки, безотчетно отдаваясь их отлаженному ритму. Вскоре девушка бросила на партнера призывный взгляд и поплыла по кругу белым лебедем, изредка взмахивающим широкими рукавами платья словно крыльями.

Это было так непривычно для станичников, сидящих за столами и образовавших круг, что они невольно разразились громкими восклицаниями:

— Как она пошла, точно не иноземка, а истая горянка!

— Не то слово, брат казак, эта девка будто тут и родилась.

— Не туда смотрите, станичники, — возгласы одних наблюдателей перебивались голосами других. — Вы лучше обернитесь на Петрашку.

— А что Петрашка, наш студент — казак еще тот.

— Про что и гутарим — пропала французская баба. Вот вам крест.

Между тем Петр все теснее прижимался к партнерше, видно было, как розовеют его щеки, а дыхание становится учащеннее. Местные красавицы от ревности прокусили свои губы, за все время отпуска студент так и не соизволил обратить на них внимание. В какой-то момент казак оторвался от иноземки, мигом очутившись на середине круга. Вскинув руки, он пошел ломать себя на горский манер, не жалея ни сил, ни энергии. Он выбрасывал одну ногу, моментально подбивая ее другой, отчего первая отскакивала назад, чтобы пулей вернуться на прежнее место. И тут же вторая сшибала ее под каблук ноговицы, заставляя проделывать тот же фортель. Петр с лихим придыханием бросал перед собой ладони с растопыренными пальцами, затем сжимал их в кулаки и снова швырял вниз, к мелькавшим из-под черкески носкам кожаной обуви. Так продолжалось до тех пор, пока станичники не взорвались громким ревом одобрения. Петрашка сделал победный круг и снова пристроился позади иноземки, не спускавшей с него своих огромных восторженных глаз.

Теперь она должна была показать, на что способна в танце. Но Сильвия вдруг развернулась к партнеру и прильнула к нему грудью, выворачивая большие губы ему навстречу. Казак неловко торкнулся в лицо девушки, затем раскрыл свои губы и вмялся ими в жадный рот, захлопывая веки и застывая на месте истуканом. Такого в станице еще никто и никогда не видывал, мужчины смущенно потянулись к усам, женщины стыдливо прикрылись концами головных платков.

Софьюшка прыснула в кулак и быстро повернулась к мужу, у которого глаза неторопливо поползли на лоб. Хозяин подворья посмотрел на спутника мамзельки, продолжавшего добродушно улыбаться, и начал подниматься из-за стола. Его сдвинутые к переносице брови, как и собиравшиеся вместе пальцы сильных рук, не предвещали ничего хорошего.

— Дарган, пожалуйста, сиди на месте, — негромко сказала ему жена. — Во Франции это обычное явление, от которого еще никто не умер.

— Во Франции, может быть, оно и так, а здесь Кавказ, — неуверенно проговорил глава семьи. Он снова вильнул зрачками в сторону кавалера, на лице которого проступил некий интерес к происходящему, опустился на лавку и пробурчал. — А если так начнут себя держать все наши скурехи?

— Можно подумать, что они этим не занимаются, — засмеялась супруга и украдкой покосилась на гостей, продолжавших угинать головы, затем перевела взгляд на замершую посередине пятачка парочку, подумала о том, что младший ее сын превышает время, положенное для поцелуя на людях. И порадовалась за то, что ее дети растут не слишком стеснительными. Она и добавила: — Пусть потешатся, на то они и молодые.

— И этот сидит истуканом, — сердито буркнул себе под нос Дарган. — Вроде он чужой.

— Кто? — не поняла Софьюшка.

— Да мусью этот, мамзелькин кавалер.

С улицы донесся дробный топот копыт, усиленный залихватским посвистом, в плетень ударил тугой клубок пыли, осел на раинах и на кустах. В раскрытые настежь ворота в сопровождении секретчиков с кордона влетела карета, покрытая грязью, сквозь которую на лакированных боках виднелись цветастые гербы. Дверца открылась, из кареты показался господин в котелке, в сероватом костюме в коричневую клетку и в коричневых башмаках из крокодиловой кожи. В руках он вертел ореховую тросточку. За ним выглянула миловидная светловолосая девушка в соломенной шляпке и в розовом платье с отложным воротничком, в правой руке она держала раскрытый китайский веер. Девушка поставила ногу в красной туфельке на подножку кареты и замерла, увидев людей, заполнивших просторный двор, большая часть которых была в черкесках и при оружии.

Господин подал своей спутнице руку, помог ей спуститься на землю и радостно крикнул:

— Батяка, мамука, а гостей кто будет встречать? — он присмотрелся к сидящим за столами казакам. — О, да тут оба моих брата и сестры. У вас какой-то праздник, что вся родня в сборе?

На подворье наступила тишина, присутствующие развернулись к путникам, не в силах признать в них своих земляков. Слишком солидной выглядела карета с холеными лошадьми, непривычно богатой была одежда на господах, нежданно к ним нагрянувших. Дарган с Софьюшкой прищурили глаза, Панкрат замер с чапурой возле губ, а Петр никак не мог отыскать нужные мысли, он все еще находился во власти сладкого поцелуя, подаренного ему иноземкой. Лишь сестры мигом закрыли рты концами платков, давясь не желавшими вылетать наружу радостными восклицаниями.

— Мамука, хоть ты признай родного сына, — не выдержал настороженного к себе отношения молодой человек. — Панкратка с Петрашкой, чи языки у вас отсохли?

В это время Буало наконец-то оторвал взгляд от своей спутницы, разгоряченной танцем, и ее не в меру возбужденного кавалера, замерших посередине пятачка. Он скользнул взглядом по новым гостям, машинально отмечая их цивилизованный вид и немалую стоимость кареты, на которой они приехали. И вдруг глаза у него тоже полезли на лоб, он вытащил платок, промокнул им вмиг вспотевшее лицо. Как бы ища подтверждение своей догадке, Буало обернулся на спутницу, теперь таращившую глаза не на партнера по танцам, а на хорошо одетых людей, ворвавшихся во двор. Лицо Сильвии тоже начало принимать удивленное выражение.

Но французы еще не успели выдавить из себя ни единого звука, как Дарган, наконец-то, поднялся из-за стола. Поправив на поясе шашку, он сморгнул ресницами, все еще не веря в то, что увидел перед собой.