Книга Скрипка - Энн Райс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Катринка ударилась в неистовое веселье и безконца сыпала анекдотами. Теперь ничто не могло ее остудить – ни налоги, низакладные, ни приближающаяся старость или смерть, ни вопрос, в какой колледжотправить девочек, ни беспокойство – не тратит ли ее муж слишком много нашихденег, – ничто ее не волновало.
Потому что все в этом времени изобилия иуспеха можно было решить. Это был период успеха. Успеха, возможного только внаше время, я бы сказала, когда люди во всем мире могут записывать, смотреть ислушать – все одновременно – импровизации одной скрипачки.
Мы убедили самих себя, что Фей должнаразделить этот успех с нами, что где-то как-то она уже знает о нас, ведь мы такк ней тянемся.
«Фей, возвращайся домой. Фей, окажись живой.Фей, где ты? Фей, как здорово разъезжать в лимузинах, селиться в красивыхномерах; как здорово продираться на сцену сквозь толпу, как здорово. Фей,зрители дарят нам свою любовь! Фей, мы теперь знаем только тепло».
Однажды вечером в Нью-Йорке я стояла позадикаменного грифона, это было, кажется, на одном из верхних этажей отеля«Ритц-Карлтон». Я смотрела на Сентрал-парк. Дул холодный ветер, совсем кактогда в Вене. Я вспоминала мать. Я вспоминала, как однажды она попросилапомолиться вместе с ней, тогда впервые она заговорила со мной о своем пьянстве– она ни разу не упоминала о нем в присутствии других, – тогда онасказала, что эта жажда у нее в крови и что ее отец тоже испытывал эту жажду,как и его отец. Помолись со мной. Я закрыла глаза и поцеловала ее. Ночь вГефсиманском саду.
В тот вечер я играла для нее на улице.
Вскоре мой пятьдесят пятый год подойдет кконцу. Наступит октябрь, и мне исполнится пятьдесят пять.
А потом в конце концов, как я и предполагала,наступило неизбежное.
Как любезно со стороны Стефана и в то же времякак абсолютно неразумно было самому писать письмо собственной призрачной рукой,а может быть, он вселился в человеческое тело, чтобы написать эти письма?
Никто в наше время не пишет таким идеальнымпочерком с длинным четким росчерком старинного пера, красными чернилами напергаменте, никак не меньше, новом пергаменте, разумеется, но таком же твердом,как во времена его жизни.
Он написал прямо, без всяких обиняков.
«Стефан Стефановский, Ваш старинный друг,сердечно приглашает Вас дать благотворительный концерт в Рио-де-Жанейро, гдебудет с нетерпением ждать встречи с Вами. Все расходы по Вашему проживаниювместе с семейством в отеле „Копакабана“ будут оплачены. С удовольствием сообщуВам все детали Вашего пребывания в Рио. Позвоните в любое удобное для Вас времяпо следующим телефонам…»
Катринка обсудила детали по телефону.
– В каком театре? Муниципальном?
Звучит современно, стерильно, подумала я.
Я бы привел к тебе Лили, если бы мог.
– Ты ведь не хочешь туда ехать? –поинтересовалась Роз. После четвертой кружки пива она совсем размякла и сидела,обняв меня рукой. Я, притулившись к ней, сонно смотрела в окно. Это былХьюстон, тропический город с великолепным балетом и оперой и изумительнойпубликой, которая тепло нас принимала и не задавала вопросов.
– Я бы на твоем месте не ездила, –сказала Катринка.
– Рио-де-Жанейро? – сказалая. – Но ведь это красивый город. Карл хотел поехать. Он думал завершитьсвою работу над книгой. Святой Себастьян, его святой, его…
– Область научных исследований, –договорила Роз.
Катринка рассмеялась.
– Что ж, книга давно завершена, –сказал Гленн, муж Роз. – Сейчас ее развозят по магазинам. Грейди говорит,все идет превосходно. – Гленн поправил очки на переносице. Потом сел исложил руки на груди.
Я взглянула на письмо. Приезжай в Рио.
– Я вижу по твоему лицу, никуда не езжай!
Я продолжала разглядывать письмо. Руки у менявзмокли и дрожали. Его почерк, его имя.
– Ради всего святого, – вмешаласья, – о чем вы все толкуете?
Они переглянулись.
– Если она теперь не помнит, то вспомнитпотом, – сказала Катринка. – Та женщина, что писала тебе, твоястаринная подруга из Беркли, которая утверждала…
– Что Лили… возродилась в Рио? –спросила я.
– Да, – сказала Роз. – Этапоездка сделает тебя несчастной. Я помню, как Карл стремился туда. Ты тогда сказала,что тоже очень бы хотела увидеть этот город, но тебе этого не вынести, помнишь?Я сама слышала, как ты говорила Карлу…
– Не помню, чтобы я такое емуговорила, – возразила я. – Помню только, что я никуда не поехала,хотя ему очень хотелось. А теперь я просто должна.
– Триана, – сказал Мартин, – нив одном городе ты не найдешь возрожденную Лили.
– Она сама это прекрасно понимает, –сказала Роз.
Катринка совсем сникла, став несчастной. Мнене хотелось этого видеть. Когда-то она была очень близка Лили. В те времена Розс нами не было ни в Беркли, ни в Сан-Франциско. Зато Катринка была и у кроватибольной, и у гроба, и на кладбище – она прошла через все это.
– Не езжай, – сказала Катринкахриплым голосом.
– Я поеду по другой причине, –сказала я. – Я не верю, что Лили там. Я верю, если Лили и живет где-то, тоне нуждается во мне, иначе она бы пришла…
Я замолчала. Мне вспомнились его ненавистные,больно ужалившие слова.
Ты ревновала, тебя терзали муки ревности, чтотвоя дочь открылась Сьюзен, а не тебе. Признайся! Так ты тогда думала. Почемутвоя дочь не пришла к тебе? А ты потеряла письмо, так на него и не ответив,хотя знала, что Сьюзен была искренна, хотя знала, как она любила Лили и какверила…
– Триана!
Я подняла голову. В глазах Роз стоял прежнийстрах, тот самый страх из плохих времен, до того, как мы получили все, чтохотели.
– Не волнуйся, Роз. Я не буду искатьЛили. Этот человек… я ему кое-чем обязана, – сказала я.
– Кому? Этому СтефануСтефановскому? – поинтересовалась Катринка. – Люди, с которыми яговорила по телефону, даже не знают, кто он такой. То есть я хочу сказать, чтоприглашение, конечно, подлинное, но они даже понятия не имеют, что это зачеловек…
– Я хорошо его знаю, – сказалая. – Вы разве забыли? – Я поднялась из-за стола и взяла в рукискрипку, которая всегда находилась на расстоянии не дальше четырех дюймов отменя и сейчас лежала на стуле.