Книга Государево дело - Иван Оченков

– Ну ладно тебе, – неуклюже попытался я успокоить ее, чувствуя себя при этом последним мерзавцем. – Не плачь…

– Отстань, гад, – отпихивала она поначалу мои руки, но потом, неожиданно для нас обоих, прижалась к моей груди и затихла.

Некоторое время мы сидели молча, затем Мария пришла в себя и мягко, но решительно отодвинулась и принялась вытирать слезы на зареванном личике.

– Феминистка? – спросил я, чтобы разрядить молчание.

– И что? – с вызовом ответила она.

– Ничего. Трудно тебе придется. Не в почете здесь такие завихрения.

– Я уже поняла, – горько вздохнула принцесса и поникла плечами.

«Вот блин! – мелькнуло у меня в голове. – И там толком не жила, и тут в такую кроху угодила. Неудивительно, что у девки крышу рвет».

– Ну а что тогда выпендриваешься?

– Да не выпендриваюсь я. Просто, как в это тело попала, ничего с собой поделать не могу. То бегать-прыгать хочется, то кому-нибудь в лоб заехать, то к маме прижаться и зареветь…

– Гормоны, – сочувственно вздохнул я. – Меня тоже так плющило. Я же взрослый мужик был, мне тридцать третий год шел, а попал в пятнадцатилетнего пацана. Блин, как вспомню, страшно делается. За мной по всей Германии инквизиция гоняется, а у меня такая дурь в башке играет, что иногда сам не знаю, что в следующий момент учудить могу!

– И как, справился? – подняла на меня глаза Мария.

– Не-а, – помотал я головой. – Какой был балбес, такой и остался.

Услышав это, она прыснула от смеха, и я с удовольствием присоединился к ней. Отсмеявшись, я положил ей руку на голову и погладил ее.

– Вот такая мы семейка! Папаша и дочка…

– Я тебе не дочь.

– Ты – нет, а тело – да. Думаешь, почему ты ко мне прижалась?

– Не знаю…

– Память тела. Я как герцогиню Клару Марию первый раз увидел, тоже так обнять захотелось…

– Это что же… – задумалась принцесса, – Мария Агнесса тебя любит?

– Да, – просто ответил я и, чтобы перевести разговор на другую тему, спросил: – А отчего волосы такие короткие?

– Пират один отрубил, – пожала плечами девочка.

– Ах да, мне рассказывали.

– Слушай, а ты как царем-то стал? Вроде у нас этот был, как его…

– Романов?

– Ага… И Пожарский у тебя перед входом стоит.

– Это сын того Пожарского, что ополчением командовал.

– А Минин?

– А что Минин? Думным дворянином стал, как и в нашей истории. Ты ее, кстати, хоть немного знаешь?

– Если честно, так себе.

– Понятно. Ну, если коротко, я достаточно случайно в Россию попал и, как водится, вписался в драку. Благо отряд был неплохой. Вот на Соборе меня и выбрали вместо Мишки Романова.

– Ты его знаешь?

– Да его в Москве каждая собака знает. Шутка ли, сын патриарха!

– Ага. Филарета я помню. Серьезный дядька.

– Во-во. Слушай, что же с тобой делать?

– В смысле?

– В смысле пропадешь ты тут одна.

– Чего это я одна? У меня мама есть и бабушка, а теперь еще и братишка.

При слове «мама» голос принцессы наполнился нежностью. Сразу было видно, что я не ошибся: чувства ребенка сохранились и с новым сознанием.

– Любишь Марту?

– Конечно. Она классная!

– Это точно.

– Тогда почему ты ее бросил?

– Да не бросал я ее! Говорю же, за мной тогда кто только не гонялся. Я ее у матери оставил… в смысле у герцогини Клары Марии, а сам в Швецию подался.

– И женился на принцессе!

– Ноблесс оближ, – пожал я плечами. – Положение обязывает.

– Всегда вы так, мужики!

– Есть такое. Но ты так и не ответила, что будем делать.

– Ты о чем вообще?

– Война тут будет, Маша… или как тебя?

– Александра, – нехотя буркнула принцесса.

– Вот и познакомились. А я Ваня, в смысле и там и тут одинаково, а ты, значит, у нас Шурка.

– Можно и так.

– Хорошее имя. Так одну мою знакомую звали… настоящий друг, хоть и девчонка. Но, не суть. Короче, Шура. Война тут скоро будет. Ну, не прямо сейчас, но лет через десять – точно. Я, кстати, сам тот еще историк… В общем, по Германии и Чехии эта война даже больше прошлась, чем по нам Великая Отечественная. Треть населения как корова языком слизнула.

– Ни фига себе!

– Вот именно. Я бы тебя с собой в Москву взял…

– Жену боишься? – съязвила девочка.

– За тебя боюсь. Ты хоть знаешь, что такое Домострой?

– И что?

– Вот лучше и не знать! Ладно, время есть еще, подумаем…

– Ваше величество, – раздался голос снаружи, – вас ждут принц Ульрих и герцогиня София.

– Уже иду, – отозвался я и обернулся: – Ты со мной?

– Ваня, – каким-то неожиданно серьезным голосом спросила она. – А ты, как это… в общем… попал сюда?

– Да по-глупому. Меня один придурок-гастарбайтер тут в Германии подрезал В этом, как его… Кляйнештадте, чтоб ему ни дна ни покрышки!

– Понятно.

– А ты откуда? У тебя выговор вроде южный…

– Я-то? Из этого… под Ростовом…

– Батайска, что ли?

– Ну да.

– Не, не бывал. Ладно, пошли, а то будет тебе от бабки с мамкой…

– Я это… иду… – прошептала Шурка и, глядя вслед уходящему Иоганну, прикусила до крови губу. – Черт-черт-черт!..

Покидая Любц, я бросил прощальный взгляд на провожающих меня «родственников». Впереди стояла герцогиня София, окруженная своими приближенными и слугами. Марта держалась чуть поодаль, иногда вытирая уголки глаз. Рядом с ней, прижавшись к широкой юбке матери, стояла принцесса и смотрела на меня необычайно взрослыми глазами. «Блин, а ведь я так и не расспросил ее толком…» – мелькнула в голове запоздалая мысль. Ладно, успею еще. Что тут до Брауншвейга, по глобусу!

Озорной лучик солнца с трудом пробился в щелку между тяжелыми портьерами на высоком стрельчатом окне и заставил грустно улыбнуться женщину, сидящую в высоком кресле. В последнее время ей нездоровилось, и потому она почти не покидала своих покоев, оставленная всеми, кроме самых преданных слуг. Нет, у нее была семья, но единственный сын находился далеко, его дети жили вместе с ним, а супруг был вынужден покинуть ее, будучи призван государственными делами. Да, именно государственными, ибо ее муж герцог Август был полноправным властителем в здешних землях.