Книга Вторжение в рай - Алекс Ратерфорд

— Перевяжи как следует. Возможно, нам сегодня еще придется драться.

Опьянение победой уже сходило на нет, но почему? Наверное, потому, что для Шейбани-хана потеря трех сотен бойцов была не более чем комариным укусом, и Бабур понимал, что впереди у него еще долгий, опасный и очень трудный путь.

Глава 18

Винная чаша

Бабур вдыхал знакомые запахи: едкого дыма, что поднимался над сложенными из валежника и кизяка лагерными кострами, жирной баранины, жарившейся на вертелах, и плоских лепешек, что пекли на раскаленных камнях. Вокруг в сгущавшейся тьме воины чистили и смазывали оружие, смеялись, угощались, мочились и просто наслаждались отдыхом после нескольких недель стычек. Приятно было сознавать, что за это время его войско увеличилось до шестнадцати тысяч человек. Каждый день к нему присоединялись все новые, изгнанные узбеками со своих земель, люди.

Но они не имели возможности оставаться долго на этих приятных горных пастбищах Гамджистана, в дюжине дней езды к востоку от Герата. В соответствии со сведениями, добытыми разведчиками, Шейбани-хан покинул город несколько недель назад. Ни цель, ни даже точное время его выступления известно не было: установить удалось лишь то, что он выехал через Садовые ворота во главе значительных сил и, кажется, направлялся на северо-запад. Было ли это хитростью, призванной заманить Бабура в не слишком-то укрепленный Герат, или Шейбани-хан собирался повернуть на северо-восток и зайти к нему с фланга? К нынешнему времени вождь узбеков должен был знать, что Бабур увел войска из Кабула на запад. Знал он также, что если сумеет застать противника врасплох, то легко с ним разделается. Или возможно, вознамерился обойти их войско, и не исключено, что уже сейчас вел своих дикарей-узбеков через горы на север, прямо к столице, на Кабул.

Бабур смотрел на уголья, тлеющие в металлической жаровне перед шатром. Обнаружившаяся в последнее время нехватка конкретных сведений не могла не настораживать. Шейбани-хан как будто взял да исчез…

Он протянул руки над огнем и поморщился, потому что хотя рана на его левом предплечье, благодаря хакиму не загноилась и заживала хорошо, но поскольку была глубока, все еще давала о себе знать. Раздражало, что ей еще нельзя было владеть в полной мере, ведь это рука, которой держит кинжал, а в бою это может оказаться очень важным.

Ночью, изводясь от мыслей о Шейбани-хане, Бабур почти не спал, и рано поутру, когда первые рассветные лучи уже пробрались в кожаный шатер, где он так и ворочался с боку на бок, до его слуха донеслись возбужденные возгласы, доносившиеся откуда-то из-за пределов лагеря. Отбросив покрывало, он прыгнул к выходу и откинул полог.

— Выясни, что там за шум! — приказал правитель одному из стражников. Скорее всего, за переполохом не скрывалось ничего особенного, ну, подрались бойцы из-за овцы или козы, так это бывает. Вчера, например, пришлось высечь за драки и скандалы аж пятерых бойцов, двух из племени гилзаи и трех пашаи. Но нет, по удивленному лицу возвращавшегося бегом стражника Бабур понял, что причина суматохи другая, куда как значительнее.

— Повелитель… там посол… с большой свитой.

— Откуда?

— Из Персии, повелитель, от самого великого шаха.

— Пусть его пригласят в мой шатер.

Нырнув внутрь, Бабур поспешно оделся, открыл небольшую кожаную шкатулку на резной деревянной подставке, достал оттуда усыпанную драгоценными камнями золотую цепь и надел на шею. Палец его украсило кольцо Тимура. На щеках его топорщилась щетина, но устраивать бритье уже не было времени. Да и вообще, он воин, находящийся в походе, и персидский посол должен это понимать.

Спустя пять минут стражники ввели в шатер посланника с четырьмя сопровождающими. Перед Бабуром предстал высокий, чернобородый мужчина в кремовом халате и высокой, пурпурного цвета бархатной шапке, увенчанной пришпиленным к ней аметистовой застежкой пером белой цапли, что зрительно делало его еще выше. Четверо посольских служителей носили туники из янтарного цвета бархата и, как и их господин, высокие шапки. Один из них нес большой мешок из пурпурного бархата, перевязанный фиолетовым шнуром.

Посол отвесил изящный поклон.

— Приветствую тебя от имени повелителя мира, великого шаха Персии Исмаила. Он молится о твоем долголетии.

Бабур склонил голову.

— Я благодарен ему, да продлит Аллах и его дни.

— Нам пришлось потратить немало времени, чтобы найти твое величество…

Бабур ждал. Что могло понадобиться от него шаху, правившему далеко на западе?

— Моему господину ведомо, что побудило тебя покинуть Кабул. Он также негодует на презренных узбекских псов, дерзнувших тревожить набегами его восточные рубежи. В своем чванливом высокомерии Шейбани-хан выступил с войском из Герата и шесть недель назад напал на огромный караван, следовавший из города Язида с богатствами, предназначавшимися моему господину. Когда шах Исмаил потребовал вернуть награбленное, Шейбани-хан послал ему посох и чашу для сбора подаяния, намекая на то, что мой повелитель нищ. В ответ шах послал ему ручную прялку с веретеном, указав в письме, что Шейбани, угонщику овечьих отар, лучше прясть овечью шерсть, чем оскорблять тех, кто ему не ровня. Но втайне от узбека мой господин немедленно выслал войско с другим посланием: «Когда пес взбесился и с пеной из пасти нападает на всех подряд, выход один: бешеного пса надо прикончить». Мой повелитель, чьи войска неисчислимы, разобрался с бешеным зверем и желает, чтобы ты об этом узнал.

— Шейбани-хан мертв?

— Да. Семнадцать тысяч персидских всадников обрушились на его главные силы, когда они возвращались в Герат, и уничтожили их.

Мысли Бабура завертелись. Если это правда…

Он всмотрелся в лицо посланника, разрезом и цветом глаз походившего на манглигов, соплеменников Айши.

Перс поклонился снова: похоже, у него оставалось еще что-то важное.

— Мой господин также повелел мне доставить твоему величеству этот дар.

Слуга подал послу бархатный мешок, и тот извлек оттуда овальный предмет, оправленный в золото.

— К сожалению, убранство не такое богатое, как хотелось бы, из-за нехватки времени. Но мой повелитель надеется, что ты сочтешь дар приемлемым.

Держа обеими руками, посол преподнес ему подарок.

Бабур с любопытством присмотрелся к подношению, больше всего походившему на большую, округлую чашу. Поверхность была гладкая, блестящая, как будто основу погрузили в жидкое золото, в нижней части имелось четыре маленьких выступа, чтобы чаша могла стоять. А вот внутри была бледно-серой, на ощупь — Бабур прикоснулся к ней пальцем, — твердой. Может, рог? Нет, рог более, как бы это сказать, теплый или спелый. Кость.

Бабур присмотрелся снова, теперь по-другому оценивая форму и размер… Похоже на верхнюю часть человеческого черепа.

— Да, — улыбнулся посол. — В руках твоего величества череп Шейбани-хана, с которого, выварив, удалили плоть и оправили в золото, превратив в чашу для питья. Кожа тоже пошла в дело: мой господин набил ее соломой и отослал как диковину своему союзнику Баязиду, султану Османской империи.