Книга Одинокое ранчо (сборник) - Томас Майн Рид

– Гляньте-ка, Фрэнк! – вырывается у Уайлдера, когда тот приглядывается к животному.

– Куда?

– На того малого, что скачет первым. Видите его коня? Это тот самый, которого мы вынуждены были бросить, прячась в скалах.

– Святые небеса! Это же моя лошадь!

– Ваша, в точку.

– А всадник! Тот самый тип, с которым я дрался в Чиуауа, негодяй Урага!

Узнав противника по дуэли, кентуккиец издает стон. Техасец тоже. Яркий сполох догадки открывает перед ними правду во всей ее ужасной действительности. Причина не в том, что они узнали в новом владельце лошади Хэмерсли человека, который напал на их караван. Что пугает их, почти до ужаса, это направление, в каком следуют уланы. У обоих не возникает сомнений в цели этой военной операции и в том месте, куда направляются солдаты.

– Да, они едут прямиком к долине, причем без разведки, – говорит Уолт. – У них есть проводник, и это предатель.

– Кто, как думаете?

– Тот инджун, Мануэль. Помните, с неделю назад он уехал с поручением пополнить необходимые припасы. Вместо этого скотина продал своего хозяина и выдал место, где тот прячется. Все ясно, как день.

– Да, – выдавливает Хэмерсли, горе которого слишком сильно, чтобы выразить словами.

Перед мысленным его взором проносятся ужасные картины. Дон Валериан – пленник Ураги и его мерзавцев. Дон Просперо тоже. Обоих влекут в Альбукерке и бросают в военную тюрьму. А может быть и хуже: предают военному трибуналу на месте поимки и расстреливают сразу после суда. Но и это не самый страшный из кошмаров. Есть и похуже – Адела среди этой шайки, в окружении разнузданной солдатни, беспомощная, беззащитная. Его милая, его суженая! Обуреваемый этими эмоциями, молодой человек погружается на некоторое время в молчание, не слыша замечаний товарища. А тот, надо отметить, быстро овладевает собой.

– Ну вот, я же говорил! – восклицает Уолт. – Видите того скунса, который плетется на муле позади шайки?

Хэмерсли обращает взор на конец строя. И верно, его замыкает всадник на муле, одетый не военную форму. Грубая шерстяная тильма и соломенная шляпа напоминают Фрэнку наряд одного из слуг Миранды. Владельца одежды он не узнает, зато Уайлдер хорошо помнит своего соперника и не сомневается, что это Мануэль. Не сомневается в этом и кентуккиец. Присутствие пеона объясняет все.

Хэмерсли дышит судорожно – душу его окутывает тень. На некоторое время он погружен в свои мысли и не издает ни слова. Только когда отряд улан проезжает и хвост строя минует рощицу, он обретает дар речи.

– Они едут прямиком к тайному месту, – выдыхает Фрэнк хрипло, словно его душат. – О, Боже!

– Да, – отвечает экс-рейнджер таким же сдавленным голосом. – Это как пить дать. Чертов мерзавец польстился на денежки, назначенные за голову Миранды, и привел улан сюда. Они схватят полковника, это точно. И скорее всего, удавят гарротой. Бедный джентльмен! Это самый благородный из мексикинов, какого мне приходилось встречать, и он заслуживает лучшей доли. Что до старого дока, его сгнобят в тюрьме, а сеньориту…

Вырвавшийся из груди Хэмерсли стон мешает техасцу договорить. Понимая боль товарища, он говорит не то, что собирался сначала.

– Не стоит слишком беспокоиться за нее. Ее не убьют, это точно. И если брат не сможет защитить девушку, у нее найдется друг в вашем лице, Фрэнк. И еще один из того же колена, как сказано в псалмах Давидовых.

Слова Уолта пробуждают надежду. Хэмерсли приободряется, но молчит. Он только сжимает товарищу ладонь в знак молчаливой благодарности.

– Угу, – продолжает бывший рейнджер с нарастающей энергичностью. – Я готов жизнь отдать, чтобы спасти юную леди от беды, как, уверен, и вы. И я еще молчу про мою собственную девчонку. Ваш покорный слуга никогда не сходил с ума по белым женщинам, и как правило, довольствовался простыми скво. Но таких красоток я не встречал! Что до вашей, я не удивлен, что у вас сердце заколотилось, как у кролика – у меня с Кончитер то же самое. Эй, крепитесь! Стоит хоть волоску упасть с их головы, вы услышите треск винтовки Уолта Уайлдера и увидите, как пуля влетает в грудь того, кто посмел тронуть девушек. И мне наплевать, кто это такой и что такое он собой представляет. И ничто меня не остановит, даже если после меня повесят, удушат гарротой или расстреляют. Любой ценой мы постараемся защитить этих нежных созданий от беды. А если не сумеем, то отомстим за них. Я в этом клянусь жизнью вечной!

– И я присоединяюсь к клятве! – заявляет Хэмерсли, охваченный лихорадочным трепетом, и снова пожимает спутнику руку. – Да, Уолт, бедного Миранду не спасти, боюсь, что так. Но для сестры его еще есть надежда – и небеса, уверен, помогут нам. Если нет, то я сам готов умереть. Ах, легче принять смерть, чем потерять Аделу!

– И с вашим покорным слугой та же история – лучше умру, чем расстанусь с Кончитер!

Глава 49. Осторожный командир

Нет нужды говорить, что проехавшая мимо рощи кавалькада представляет собой отряд полковника Ураги. Часов за тридцать до этого он поднялся на Огороженную Равнину, и теперь почти уже пересек ее. Направляемые предателем, военные не нуждаются в поисках пути, поэтому не тратят время. Еще несколько часов, и они обрушатся на добычу, в погоне за которой забрались так далеко.

Двое, спрятавшиеся в роще, ждут, что всадники проследуют без остановки и скроются из вида. Вместо этого они замечают, что на расстоянии нескольких миль от них мексиканцы натягивают поводья, но с седел не слезают.

Двое отделяются от основной массы, но проехав пару сотен ярдов, тоже останавливаются. Перед нами сам Урага и его адъютант Роблес. Это всего лишь пауза для обсуждения плана дальнейших действий – так сокол взмывает ввысь, прежде чем камнем ринуться на намеченную добычу.

Прежде чем отделиться от спутников, Урага призвал к себе младшего из офицеров отряда и отдал распоряжение:

– Альферес, отправляйтесь за тем индейцем! Пришлите этого скота сюда, живо.

Эта нелицеприятная характеристика относится к Мануэлю. Повинуясь приказу, пеон ударяет мула шпорами и подлетает к командиру, который тем временем уже спешился. На физиономии индейца угадываются муки нечистой совести – такое случается с теми, кто еще не закоренел в преступлениях. Заметно даже нечто вроде сожаления о том, что предстоит ему сделать, наряду с раскаянием в уже причиненном зле. Теперь, когда все ближе миг, когда те, кого он предал, должны будут пострадать, ощущения Мануэля весьма далеки от приятных. Скорее, это даже муки. Дон Валериан Миранда был щедрым хозяином, а донья Адела – доброй госпожой. И вот он обрек обоих на погибель.

А какая ждет его награда? С того самого мига, как Мануэль открыл местонахождение тайного убежища, он утратил власть над секретом. С ним обращаются теперь без малейшего уважения, напротив, отношение к нему можно сравнить с поведением победителя с побежденным, повелителя с рабом. Его гонят вперед, приставив шпагу к груди или пистолет к виску. На него не смотрят больше как на добровольного проводника. Пеон и сам не считал бы себя таковым, если бы не одна мысль, благодаря которой он не отступает от своего предательского намерения. Стоит ему подумать о Кончите, о той сцене в тополиной роще, о целующем и сжимающем ее в нежных объятьях техасце… Когда индеец вспоминает про все это, заново терзая душу муками, тогда не остается места для угрызений совести, малейшего сожаления, или хотя бы проблеска раскаяния! Нет, если дуэнье предстоит погибнуть, пусть она погибнет! Пусть умрет добрый доктор, если нужно. Лишь бы свершилась месть!