Книга Наследники империи - Павел Молитвин

— Ты, милочка, все равно его не слушаешь, а нам эти баллады о парусах, ужасных вишу и гзаморских землях уже порядком прискучили, — доверительно зашептала Калахава, поощряемая взглядами и перешептываниями сидящих в некотором отдалении от ай-даны высокородных дам. — Голос у него замечательный, и если бы он спел нам что-нибудь душевное…

— Разумеется. Я услышала уже все, что хотела. Теперь ваш черед высказывать свои пожелания, — разрешила Тимилата, с запоздалым раскаянием сообразив, что все это время Лориаль, выполняя ее заказ, терзал почтенных дам жуткими байками о вещах, нисколько их не занимающих. Зато теперь слепого, ясное дело, заставят спеть все любовные вирши, которые тот сумеет припомнить.

Она прислушалась. Ну так и есть.

Мне кажется, ты, голову склоня,

Лишь из приличья слушаешь меня.

Ты рассудительна, и мой влюбленный бред

Привычный и холодный ждет ответ.

Что делать, нежное твое «люблю»

Не для меня. И я глазами пью

Прохладу, свежесть твоего лица,

Пока ты слушаешь… и речи ждешь конца.

Вот подлец! Ведь это же он о ней поет! Или нет? Ай-дана обежала взглядом лица присутствующих, но никто из дам не думал коситься в ее сторону. Странно, а ей-то показалось, что песня содержит явный намек на Пананата…

Имперский казначей не был неприятен Тимилате, тем более что искренность его чувства не вызывала сомнения. Если уж на то пошло, оно, чувство это, даже льстило ей, но Пананат слышал произнесенное Манангом на смертном одре завещание в пользу Баржурмала и не мыслил себе нарушить последнюю волю глубокочтимого им Повелителя империи. Простить ему этого Тимилата не могла, однако если уж она вынуждена прибегнуть к замужеству, дабы сохранить жизнь и относительную свободу, то Бешеный казначей в качестве супруга был далеко не худшим вариантом. А точнее сказать — единственным…

— Повелительница! — негромко позвал ай-дану выглянувший из арочного проема Вугвал, и Тимилата поднялась с вышитого пестрыми цветами дивана. Сделав высокородным знак не обращать на нее внимания и не прерывать слепого певца, она быстрым шагом пересекла зал. Именно Вугвал должен был уведомить ее о возвращении Сокамы. И сделать это немедленно.

— Повелительница! Блистательная ай-дана!.. Сокама… Ее схватили люди Баржурмала! — выпалил после некоторой заминки слуга, прижимая руки к груди. Из посланных сопровождать ее стражников уцелел только Тулхаб. Его ранили в грудь и…

— Веди меня к нему!

Поздно. Сын рабыни жаждет ее крови и не позволит Пананату жениться на ней. Следуя за Вугвалом, Тимилата в бессильной ярости кусала губы, мысленно призывая на голову Баржурмала самые страшные напасти, но успокоения это не приносило. Она попыталась убедить себя, что сын рабыни всегда был неравнодушен к Блюстительнице ее опочивальни и велел схватить Сокаму лишь для того, чтобы затащить в свою постель, однако поверить в это не смог бы и самый распоследний поваренок, проживший в Большом дворце хотя бы пяток дней…

— Как это случилось? — гневно вопросила Тимилата, переступив порог комнаты, где стражники отдыхали после дежурств.

Наскоро перевязанный раненый приподнялся на локте.

— Мы возвращались по улице Алых цветов, когда нас нагнало семеро всадников. На шлемах у них были серебристо-голубые значки яр-дана…

— Хорошо, я верю, что вы сражались как должно. Скажи, выполнила ли Сокама поручение? Говорила ли она с Пананатом?

— Да. Я не знаю, о чем у них шел разговор, но, кажется, она не услышала от него ничего утешительного. Она назвала Бешеного казначея предателем и…

— Ну?

— И пожелала, чтобы трупоедки отгрызли ему во время сна его мужское достоинство.

— Тьфу на тебя! — Тимилата стиснула зубы и без сил привалилась к стене.

Поздно. Пананат догадался, зачем она пригласила его к себе, и, не жалая говорить «нет» ей в лицо, отказался прийти. Бешеный казначей слишком горд и слишком честен, чтобы позволить использовать себя в качестве ширмы. Она пожертвовала Сокамой и отвергнута единственным человеком, который любил ее, дурнушку и задаваку, мечтавшую править империей и не сумевшую за полгода переманить на свою сторону ул-патарских ичхоров. Отец был прав — бремя власти слишком тяжело для нее. Ну что ж, придется поискать другого претендента на роль мужа.

Ай-дана прекрасно сознавала, что желающих взять ее в свой род она может искать до самой смерти, которая, судя по всему, уже не за горами. Искать может, но вряд ли найдет. Предвечный, испокон веку благоволящий к роду Эйтеранов, предложил ей на выбор лучшее из того, что могла пожелать смертная: пожизненную должность наместника провинции или Пананата. Но ненависть и презрение к сыну рабыни, сводной сестрой которого она имела несчастье быть, затмили ей разум, и Кен-Канвале отвернулся от нее, разочарованный, по-видимому, еще больше, чем Бешеный казначей. Теперь ей предстояло выбрать либо смерть, либо заточение в одном из святилищ, где ярунды приготовят для невесты Кен-Канвале прекрасное питье, освобождающее человека от всех забот, хлопот и стремлений. За исключением, быть может, только желания жрать и испражняться…

Двор, коридоры и галереи Золотой раковины были безлюдны. Состоящая из увечных ветеранов стража заменена набранными Вокамом из городских ичхоров дюжими молодцами, вооружение и ухватки которых наводили Пананата на мысль, что обитатели дворца яр-дана готовятся выдержать длительную осаду, и это, до известной степени, соответствовало истине. Предположение имперского казначея о том, что Хранитель веры вызвал войска из южных провинций, полностью подтвердилось, и, согласно донесеням соглядатаев «тысячеглазого», первые отряды мятежников уже через несколько дней следовало ожидать в Ул-Патаре.

Взгляд Пананата отметил отсутствие в некоторых залах мебели, скульптур и ковров — Вокаму нужны были деньги, чтобы платить Мисюму и его людям, ичхорам, стражникам, лучникам Ильбезара, подсылам, осведомителям и слугам, а денег, как всегда, не хватало. Их не хватало даже при Мананге, кому-кому, а имперскому казначею это было доподлинно известно, хотя он старательно поддерживал и даже сам, несмотря на непобедимое отвращение ко лжи, распускал слухи о том, что казна империи доверху набита бесценными сокровищами.

Будучи молодым и глупым, он твердо верил, что отец его носит на поясе ключи от огромнейшего подвала, набитого мешками с золотыми и серебряными монетами, сундуками с огромными самородками и драгоценными каменьями. Помнится, он даже неоднократно просил отца взять его с собой в казну и показать все эти неисчислимые богатства. И, когда ему исполнилось двенадцать лет, отец исполнил желание Пананата. Именно тогда сын имперского казначея испытал первое в жизни потрясение, обнаружив, что подземелья с сокровищами, да и вообще казны, во всяком случае такой, какой рисовалась она обитателям империи Махаили, на самом-то деле не существует. А вместо нее есть кучка чиновников, засевшая в Сером дворце, представляющем собой нечто вроде перевалочного пункта, куда привозят запыленные мешки, сундуки и свертки со всех концов империи. Здесь содержимое их пересчитывают, пересыпают в другие мешки, сундуки и свертки и вновь отправляют в разные концы страны. Маленький Пананат с благоговением подумал было о тайной сокровищнице, но и тут его ждало разочарование. Не было, к великому огорчению наивного мальчишки, не только казны, но и тайной сокровищницы! Его отцу нечего было хранить и старательно запирать на множество хитроумных замков многими столь таинственно и внушительно выглядевшими ключами! Деньги и слитки драгоценных металлов, доставляемые одними людьми, тут же переходили в руки других, а ключи отца отпирали двери комнат, в которых хранились какие-то пожелтевшие, покрытые пылью бумаги, бумаги и только бумаги…