Книга Сорок тысяч - Константин Нагаев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Получил я ее очень легко. Директор решил обыскать пацанов на предмет табака. Я отказался выворачивать карманы. А когда он попытался залезть мне в штаны, я без лишних слов подхватил со стола мраморную подставку для карандашей и отправил ее прямиком в окно. С тех пор моя карьера в школе не задалась. Меня не пустили по обмену в Канаду. Потом отстранили от всей общественной работы и даже выгнали из хора. В конце концов, мне пришлось пойти дополучать полное среднее в профтехучилище. Где я, безусловно, снова закурил.
Потом институт. Пьянство-блядство и, конечно, никотин. Но я бросал. Искренне. Честно. Один раз даже не курил полгода. Приятно поправился. На щеках появился румянец. Но курить хотелось жутко.
Чем старше я становился, тем чаще бросал. Иногда по четыре раза в неделю. Но возвращался к дымам.
И терпкий вкус, и запах детских воспоминаний о взрослой жизни витал вокруг, и многим замужним дамам это нравилось.
Знаю, что вредно для здоровья. Но, с другой стороны, – его тоже надо на что-то тратить.
Надо было заскочить в редакцию. Подхватить заказ. Выкрасть у секретарши Леры пару конфет. Пошантажировать бухгалтерию и попутно узнать, к кому (или от кого) ушла очередная жена.
Затем заскочить в грузинское кафе напротив, отдать долг. Слава Богу, с хозяином на короткой ноге и у меня там беспроцентный кредит.
Потом съездить в студию к Шишову, нащелкать девок для рекламы макарон, и после трех я совершенно свободен. Непонятно зачем, но сам факт радовал.
Я осмотрел комнату. Диван. Журнально-питейный столик. Пошарпанный комод. И фотографии на стенах. Я только сейчас осознал, что на них нет людей. Вот старая рыбачья лодка. Весло вывернулось на уключине и махало мне. Вот дом со съехавшей, почти воткнувшейся в землю кровлей. Фотография елочного шара. Зачем-то фото советской настольной лампы, причем это фото висело над весьма прогрессивным торшером. И трехколесный велосипед на вершине холма.
Человеческая цивилизация была на каждом снимке, но людей не было. Стало грустно и совершенно ясно, что в жизни у меня то же самое. Вещи, услуги, деньги опять же, и нет людей. А может, и к лучшему.
Где-то прочитал «На какой бы совершенно необитаемый остров вы бы ни попали – ваше одиночество всегда с вами», и это полностью отбивало желание провести отпуск одному.
Вот так-то… Прожил тридцать с гаком, и все, чем смог себя окружить – плоские вещи в рамках. Ограничено и обезличено.
От глубоких самокопаний и жалости к себе отвлек треск телефона на кухне. Межгород. Мама.
Я выдохнул и пошел отвечать.
– Сынок, здравствуй.
– Мам, привет.
– Как ты там? Как твои дела?
– Да вроде все в порядке. Питаюсь регулярно. Курю мало, – соврал я.
– Врешь, – ответила мама. – Ты куришь, как генерал перед атакой. Всю квартиру провонял, небось.
– Я проветриваю, – ответил я.
– Ты давно не приезжал. Знаю – дела. Но я соскучилась и волнуюсь. Ты кого-нибудь себе нашел?
– Нет пока. Но я в поиске.
– Ты уже скоро можешь себе фамилию поменять на Следопыт. Глеб Следопыт.
– Мам, не начинай.
– Ладно… Ты давно не приезжал. А я хочу купить газовую плиту. Старая уже ни в какие ворота. Тесто не печется, а сохнет. Думала сходить, купить самой. У тебя есть ребята знакомые, кто поможет поднять и подключить? – она опять помолчала. – Я заплачу.
Теперь молчал я. Мама уже давно была одна. Она была моей совестью, но при этом никогда не ковыряла пальцами в ранах. Никогда не осуждала и хорошо вязала свитера. Ей очень нравилось, как я готовлю.
А еще она плакала. Всегда внезапно. Коротко. И тут же останавливалась. Сразу хваталась за уборку. Или гладила. Это ее успокаивало.
Несмотря на свой возраст (родила меня она поздно), мама работала. Бухгалтером. В небольшой конторе. «Если я не буду работать, я сдохну со скуки, как белка в пустыне. Опять же, прибавка к пенсии. Я даже понемногу откладываю». Каждый раз, когда я уезжал от нее, она незаметно совала мне в карман купюру. Я знал это, но свой протест выражал уже приехав домой. По телефону. Мама делала вид, что обижается, но в душе радовалась, что так удачно провернула эту финансовую операцию. Ее деньги я складывал в книгу со стихами Симонова.
Я не был идеальным сыном. В свое время очень сильно потрепал ей нервы. Но она принимала все стойко. И никогда не жаловалась.
– Мам… Я не буду никому звонить. Я приеду. Мы выберем плиту, и я сам ее подключу.
– Ой, я же и забыла, что ты немного технарь. Приезжай. Когда?
– А вот в конце недели и приеду.
– А я тогда к чаю что-нибудь куплю. И тесто поставлю. Лепешек напеку. Как раз вишневое варенье открыла.
– Мам, мне пора. Если что-то изменится – позвоню.
– Хорошо. Одевайся теплее. И, – она вздохнула, – береги себя. Да, Надя про тебя спрашивала.
– Хорошо, – повторил я. – Мне действительно пора.
Я положил трубку. Почему-то стало стыдно. Но появилось дело на после обеда – съездить на вокзал и купить билеты.
В обед позвонил Андрюхе. Поинтересовавшись, как дела и стул, напомнил, что сегодня у нашего общего дружбана Сереги день рождения. Договорились вечерком пересечься и выпить рюмочку-другую чая в «чиста мальчуковой» компании.
К себе в «Матрешку» Андрюха не звал никогда, обосновывая это просто и доступно для масс: «Во-первых, там жопа как дорого. Во– вторых, меня будут постоянно дергать по делу и без. То повар запил, то какой-нить залетный прокурор, заливший свои прокурорские шары, будет требовать хозяина, чтобы не платить. А самое главное – персонал. Будут лебезить весь вечер, прекратят обсчитывать клиентов, полюбому будут подслушивать все, что мы говорим за столом. И как итог – озлобленность, нервы и пиздец. Короче, будет все как с вокзальной проституткой – расслабиться не удастся».
Я успел сделать все, что запланировал на день. И даже выкупил билет. Отпросился на неделю.
«Возьми больничный, – посоветовала мне главбух. – Хоть какие-то да деньги, и от начальства прикроешься».
Заехал Андрюха. На такси. В серых джинсах и футболке с надписью «ABBA в нас!» Заехали в центр. Купили Сереге сигару, какой-то брелок с гербом Союза и «Голую пионерку» Кононова. Книга, в переплет ей ноги, все равно лучший подарок. И выбросить не жалко.
Серега ждал нас у бетонного парапета. Серое пальто до пола. Шляпа как у Индианы Джонса. В руках упаковка памперсов.
– Натахе решил купить. Ей уже рожать через месяц.
Куда пойти, естественно, не решили. Сначала прогулялись по городу, обмениваясь пустыми фразами. Андрюха рассказал скабрёзный анекдот, я ухмылялся, а герой вечера закатывался, периодически переходя на поросячий визг.
– О, смотри – кафе «Волна», – воскликнул Серж.