Книга Конфуз - Алексей Лукшин

– Слав, я почти всё устроил. В воскресенье нас ждут. Бабушка картину вынести не даст для показа специалисту. Да и специалисты самые махровые, которых можно найти. Думаю, к этому дню надо подготовиться, и как только посмотрим и убедимся, что Маковский, дадим денег и заберём. Промедления нельзя допустить. Старуха готова любому отдать, кто даст ей сто рублей. Знакомая еле удерживает её, говорит: «Давайте, думайте! Быстрее». Иначе снесёт в ломбард, а там таким вещам цену знают, больше дадут, но не хочет в жадные, скупые руки передавать, а вот людям порядочным и понимающим искусство – это другое дело.

Славка сходил с ума, он преображался в ценителя искусства, благородного, умеющего правильно доносить до народа произведение выдающегося художника.

– Да! Бабульки, если интеллигенция, они такие. Не ради денег затевают, а всё о культуре думают, о том, как в массы её донести. Надо бабушке помочь. Само провиденье нам в руки бабушку эту посылает.

Последовала небольшая пауза. Взбудораженный ум и тело просили движений. Подвернувшееся дельце заводило, разогревая застоявшуюся энергию.

– Вован, есть у меня художник, классно пишет картины, причём специализируется на Маковском, это я точно знаю, пишет, не отличишь, он его чувствует, читает внутренним слухом, бесподобный ценитель его. Знающие люди так и говорят – второй Маковский. Рисовать нечего больше, все сюжеты уже нарисованы, потому не у дел остался. Талантище! Попивает, но ничего, он нам оценит не хуже эксперта, даже лучше, – говорил с верой, никакого сомнения не допуская в сказанных только что словах.

– Мне надо с Юрком встретиться, он знает, где тот художник живёт, никуда не деться, их обоих тоже надо взять с собой. Юрка непростой – со связями, лучше кого-либо другого нужен.

Воскресенье. Утро. К подъезду подъезжает такси, из него выходят трое. Двоих мы уже знаем – это Славок и Вовка. А третий – необходимый и нужный всем Юрка. Весь их вид не очень вписывался в общую картину соцреализма.

Одеты со вкусом: джинсы с кроссовками, рубашки-батники, что по тем временам выделяло людей из толпы, делая их на ступень выше, важней и состоятельней. Денег стоило немалых. В народе шёпотом делились, глазея при встрече: «Не на зарплату живут, знать, блатные».

Да! Подобное присутствовало в те годы. Такими считали тех, кто не как все, то есть просто выделялся чем-то лучшим, невиданным досель. Наличие автомобиля делало человека для окружающих идолом, небожителем, недосягаемым, сверхъестественным.

Трое рослых, видных мужчин с характерным чувством хозяев жизни, подошли к ожидающим. Сосед, уже помянутый ранее, и его спутница, что вхожа к той самой бабушке, которая в этот день стала центром внимания всех заинтересованных лиц. Среди них не было только художника.

Нетерпеливо переговариваясь, через неопределённое время Юрка предположил:

– Я ему говорил, он обещал ко времени придти. Делать нечего, поехали к нему. Все не поедем.

Взглянув на Славку и ткнув на поджидавшее такси, произнёс:

– Поехали вдвоём, так быстрее, здесь недалеко.

На громкий звонок дверь открывали долго, слышалось шараханье, шорканье, бренчание двигающегося стула. Казалось, что дверь вот-вот откроется, но.… Нет.

Через некоторое время все повторилось и замерло на том же месте. В какой-то момент на двери что-то щёлкнуло, но так быстро, что через мгновение в голове товарищей зашевелилась мысль, а было ли это. Наконец дверь всё-таки открылась.

Художник, назовём его так, взъерошенный, с лицом, ещё имеющим форму подушки с помятыми краями, словно лишённой пуха, из которого смотрели два глаза, но каждый сам по себе.

Всё вместе это пыталось думать, понимать, определяя причину появления чего-то знакомого, но ещё неподвластного уму, в который не один день заливали изрядное количество водки, разбавляя пивом, дабы не выкидывать деньги на ветер.

Понимая, что перед ним люди уважаемые, не терпящие словоблудия, а разум исчерпал возможность распознавать, он пропустил их в квартиру, в надежде, что само собой всё образумится и встанет на свои места, а он тем временем догадается о причине их появления.

Тридцать минут для художника действительно ничто, он не мог вникнуть в суть происходящего. С трудом, ненавязчиво, с изумляющей любезностью алкоголика, придавая значение жестам и словам, из глубины души давая понять, как необходимы ему всего-то несколько капель!

Найдя нити соприкосновения одурённым, охмелённым разумом, убедился: будет всё тип-топ, только надо поехать. Он забыл о встрече и обо всём, о чём просили и договаривались несколько дней назад, а значит, этого не было, потому приходилось начинать всё сначала.

Тяжело наблюдать пробуждение богемного человека. С непонимающим видом он продолжал совать руку в карман, предположив: «Ну не могли же они зашить рукав ради шутки».

Деловито и сосредоточенно рассматривая его, сдерживая лёгкую злость, относясь с пониманием к талантливому человеку, товарищи думали об одном и том же: «Да. Не от мира сего!»

Заверили обещанием, что опохмелят. Со слов художника выходило, что это необходимо, как вода в пустыне, ведь трубы горят, а главное – в колею сегодняшнего дня встать надо.

По дороге остановились у магазина, купили бутылку водки и небольшими дозами давали опохмелиться. Лицо художника приобретало здравость, но, наблюдая за ним около часа, друзья подметили, что специалист по Маковскому переживает трудные минуты и в себя ещё не пришёл.

Вот так в жизни всегда: как манна небесная удача свалилась, а тут задрипанный умник, хотя внешне и ничего, а не даёт взять в руки то, что само просится.

Пока ехали, художник осознал причину своего перемещения и придал своей персоне важность, мнению неоспоримость, а словам глубокомыслие. Таким способом входил в образ. При этом он очень часто вздыхал, не контролируя себя, чем явно выдавал зависимость от следующей порции в надежде разжалобить неподатливых комбинаторов.

К бабушке идти решили все вместе, оставив таксиста одного. Поднимаясь по лестнице, искусствовед упросил плеснуть ему всё-таки ещё живительной влаги. Ему налили половину того количества, на которое он рассчитывал.

Бабушка их ждала. Пригласила зайти, но гости по скромности решили дальше прихожей не заходить, чтобы не смущать старую женщину. Контроль над ситуацией Слава взял на себя. С искренним уважением к женщине старше его в несколько раз, негромко проговорил:

– Мать, ты на наш счёт не беспокойся, мы здесь постоим. А наш специалист глянет. Он один зайдёт, посмотрит.

Бабушка угодливо засуетилась, выискивая глазами специалиста. Ей показали на него.

– Да вы проходите в комнату, сейчас вынесу, у меня в спальне она.

В комнате и прихожей аккуратно и чисто, без изысков, без явной нищеты, следы богатого наследства в глаза не бросались, только несколько старых фотографий.

Художник прошёл в комнату. Четыре стены замкнутого пространства в незнакомом помещении вывели его из строя. Он обрёл походку «слегка подшофе». Дойдя до первого стула, с удовольствием на него присел.