Книга Маленький оборвыш - Джеймс Гринвуд

– Благодарю вас, я лучше подожду папу, – проговорил я грустным голосом.

Миссис Бёрк занималась обычно тем, что шила мешки для картофеля. Услышав, что я не хочу пить чай сейчас, она пошла в свою комнату и принесла оттуда три готовых мешка и холст для четвертого. Готовые мешки она положила на стул возле себя, надела передник из толстой парусины, чтобы не запачкать своего чистого ситцевого платья, и принялась за работу.

Не знаю, сколько времени шила миссис Бёрк свой мешок, должно быть, очень долго. Свеча сгорела на большой кусок, а мне страшно захотелось спать, и я начал немилосердно ерошить себе волосы. Она выбранила меня за это самым сердитым образом.

– Поди сюда, поросенок! – закричала она. – Держи-ка мне лучше свечку, чем храпеть да чесать голову.

Я подошел и стал держать свечу, пока она не дошила мешок. В это время угли перегорели и, обрушившись, перепачкали очаг; поджаренный хлеб совершенно пригорел; какой-то уголек вдруг вспыхнул ярким пламенем, которое дотянулось до фарфоровой масленки и закоптило ее.

Я подошел и стал держать свечу, пока миссис Бёрк не дошила мешок.

– Черт возьми все эти чаи! – воскликнула с гневом миссис Бёрк, хватая масленку. – Сиди здесь да жди, а он там пьянствует, как свинья! Вот уж правда, не стоит метать бисер перед свиньями!

Несколько минут она ворчала, сердясь главным образом на меня, как будто я был виноват во всех ее неприятностях, потом вдруг спохватилась, запела какую-то веселую песню и сказала самым спокойным голосом:

– Не беда, Джимми, на свете бывают несчастия и похуже.

Успокоившись таким образом, она поправила огонь, стерла сажу с масленки, переложила куски хлеба, пригладила мне волосы, положила оконченный мешок к трем остальным и принялась шить новый. Я задремал, сидя на стуле, и меня разбудили тяжелые, неверные шаги отца, поднимавшегося по лестнице.

Он распахнул дверь и вошел в комнату.

Глава V. Миссис Бёрк ухаживает за моим отцом

– Пожалуйте, мистер Бализет! – сказала миссис Бёрк самым ласковым и добродушным голосом.

Отец сделал три-четыре шага по комнате, с удивлением оглядываясь кругом. Он, видимо, выпил больше, чем следовало, и поэтому фуражка его была сдвинута на сторону; в одной руке он держал вязанку дров, в другой рыбу.

– Вы пришли домой раньше, чем мы ожидали, и потому застали меня за работой в вашей комнате… Извините, пожалуйста, я сейчас уйду.

С этими словами миссис Бёрк встала, отодвинула к стене тот стул, на котором лежали готовые мешки, и тот, на котором сама сидела, и остановилась среди комнаты, добрая, приветливая, держа неоконченную работу в руках.

Отец был совершенно ошеломлен всем, что видел. Он смотрел с удивлением то на масленку, стоявшую на печке, то на ребенка, опрятно уложенного в постель, то на поджаренный хлеб и на чайный прибор. Наконец он опустился на стул, понурив голову. Дрова раскатились по комнате, и рыба, выскользнув из его рук, упала на пол.

– Вы, верно, не совсем здоровы, Джим Бализет, – с нежной заботливостью сказала миссис Бёрк. – Волнения сегодняшнего дня расстроили вас, бедный вы человек.

– Нет, нет, это не то…

– Как не то? Конечно, то – вы со мной не стесняйтесь, я ведь сама все это испытала, я знаю, что вы должны чувствовать.

– Нет, вы не знаете! – настаивал отец. – Я сюда шел и думал: ну, теперь все кончено, не будет у тебя уютного уголка у печки, не будет готового ужина. Коли захочешь съесть кусочек чего-нибудь, покупай и дрова, и всякую приправу. Вот смотрите, я и купил.

Отец вынул из кармана куртки какую-то приправу из пряностей, положил ее на стол и заплакал.

– Полноте, Джим Бализет! – воскликнула миссис Бёрк. – Вы добрый человек, вы должны же были подумать, что в этом доме живет такое же одинокое, несчастное существо, как вы, и что я не оставлю двух беспомощных сироток!

– Вот я все это думаю, – продолжал жалобным голосом отец, – прихожу домой и что же вижу? Вижу, что все так хорошо, как будто ничего и не случилось, даже лучше.

Он принялся плакать еще сильнее.

– Не думала я вас так огорчить, мистер Бализет, – печальным голосом сказала миссис Бёрк, – право, не думала; извините меня, пожалуйста.

– Нет, нет, я очень хорошо знаю, что вы не хотели огорчить меня! – воскликнул отец. – У вас золотое сердце, я всегда это думал, а теперь уверен в этом.

– Не прикажете ли чего-нибудь, мистер Бализет, – смиренным голосом спросила миссис Бёрк, – не налить ли вам чаю? Или, если хотите, я схожу в свою комнату и изжарю вам кусочек рыбы.

– Нет, благодарю вас, – все еще печальным голосом проговорил отец, – я не хочу есть.

– Ну, если вам что-нибудь понадобится, кликните меня, – сказала миссис Бёрк, направляясь к своей комнате.

– Вы по своим делам уходите?

– Я ухожу, чтобы не беспокоить вас.

– Так уж довершите ваши милости, останьтесь напиться с нами чаю.

Миссис Бёрк уступила желанию отца и придвинула себе стул к столу.

– Вы любите сладко, Джим? Так не будет много?

– Не беспокойтесь, пожалуйста, обо мне, наливайте себе, – вежливо ответил отец.

– Помилуйте, что за беспокойство!

Миссис Бёрк положила в чашку кусок сахару, размешала, попробовала чай; потом прибавила еще сахару и протянула чашку отцу. Отец с благодарностью посмотрел на нее и потянулся за поджаренным хлебом.

– Ах, что вы! – воскликнула миссис Бёрк, отнимая у отца взятую им тартинку. – Не берите верхнего ломтя, он жарился больше часа и весь сгорел. Позвольте я вам выберу кусочек помягче и пожирнее.

– Мы совсем избалуемся, Джимми, если нас будут всегда так угощать, – заметил мне отец, кусая поданный ему ломоть.

– Отодвинь стул подальше, Джимми, – проговорила миссис Бёрк, – не заслоняй огня, пусть папе будет теплее.

– Мне очень хорошо, благодарю вас, – проговорил отец. – По правде сказать, лучше было бы, если бы огонь не так сильно подогревал мне ноги, а то новые сапоги тесны, а от жару они станут еще теснее. Надо бы снять их.

– Так за чем же дело стало? Джимми, что же ты не поможешь отцу? Сними с него сапоги и принеси домашние туфли.

– Туфли! – засмеялся отец. – Какие там туфли! Вы обо мне говорите, как о каком-нибудь богаче!

– Неужели вы не носите туфель? – спросила миссис Бёрк с таким удивлением, точно отец сообщил ей, что он ходит не на ногах, а на деревяшках.

– Никогда в жизни не носил! Где же мне, такому грубому малому, щеголять в туфлях!

– Да как же можно без домашних туфель? Вы меня просто удивляете, Джим! Вы, конечно, занимаетесь грубым, простым делом, чтобы честным трудом заработать себе пропитание, но это ничего не значит. У себя дома каждый человек джентльмен, и каждая добрая жена должна смотреть на своего мужа с уважением. Снимай с папы сапоги, Джимми, мы сейчас обуем его поуютнее.