Книга Воля дороже свободы - Анатолий С. Герасименко

– обычные, человеческие, неуместно смотревшиеся в звериной пасти.

«Пацан может сейчас попытаться меня сдать, – подумал Кат спокойно. – Полкан, само собой, его слушать не станет: волосы у мальчишки короткие, одет в лохмотья, явно не гражданин. Но опасность есть…»

Тут городовой оглушительно, на всю улицу чихнул.

– Будь здоров, служивый, – вежливо сказал Кат.

– Сам не сдохни, – пробурчал в ответ псоглавец. Сочно фыркнул, разбрызгивая слюни, поддёрнул ремень, чтобы форменная сабля не волочилась по снегу, и побрёл дальше в городскую тьму, косолапо переставляя ноги.

– Значит, – негромко сказал Петер, когда он скрылся из вида, – значит, вы меня хотите взять с собой… туда, куда вам нужно?

«Не сдал всё-таки», – подумал Кат.

– Да, – сказал он. – Взять с собой. Обычный человек в Разрыве помрёт, но ты – другое дело. А взамен, когда путешествие кончится, готов поискать с тобой тот свет, откуда ты родом. Ну, и вообще обучу в процессе. Разрыв – он, знаешь ли, не парк увеселений. Там без науки пропадёшь. Это Ада верно подметила.

Налетел ветерок, огладил уши морозцем.

– Договорились, – сказал Петер. – Я согласен, сударь Демьян.

Он произносил имя Ката на свой лад: с неправильным ударением и с твёрдыми согласными. Сударь Демиан.

– О как, – удивился Кат. – Согласен – и всё?

– Да, конечно. Спасибо, что позволили идти с вами. И что будете обучать.

Он плотнее запахнул куртку и спрятал пальцы в рукава.

Кат хмыкнул.

– Ну и славно, – сказал он. – Хотя, признаться, я ожидал малость другой реакции. Возмущения, что ли… Мы ведь с Адой тебя едва не убили сегодня.

– Вы больны, – глухо сказал Петер из-за высокого воротника. – Оба. Ваша Ада умрёт, если не будет пить чужую пневму.

– Так и есть, – сказал Кат. – Но всё-таки она собиралась пить именно твою пневму. И это именно ты мог умереть.

– Нет смысла её обвинять, – Петер пожал плечами, а может, передёрнулся от холода. – Кестнер, учитель в приюте – он объяснял нам такие вещи. Не про гаки, вообще про всех. Говорил: понять свои потребности просто. Но это умеет и зверь. А человек обязан понимать чужие.

– Что ж это за приют, – пробормотал Кат, – с такими-то учителями?

Ему вдруг показалось, что он пропустил нужный поворот. Неудивительно – темнота, усталость, разговоры. Да ещё рядом пацан, которого ты чуть не отправил на смерть, да ещё перед глазами стоит тот, другой, который свою смерть в итоге встретил, и опять-таки по твоей милости…

– Частный приют, – сказал Петер. Кат не сразу понял, что мальчик отвечает на заданный минуту назад вопрос. – Особенный. Всего двадцать детей, и учителя тоже с нами живут. Есть библиотека, книг очень много. Иногда ходим на экскурсии, в походы… Извините, я лучше потом, наверное, расскажу.

Оба месяца выглянули в прореху между тучами, разогнали темноту. Улица сразу стала привычной, почти даже уютной, и Кат понял, что не заблудился: нужный поворот был прямо перед носом. Ноги помнили дорогу и сами шагали, куда следует.

Идти оставалось недолго. Мимо тянулись притихшие многоквартирные дома с редкими огнями в окнах. Кружком стояли деревья в заснеженном крошечном сквере, где до войны была статуя Основателя – после войны статую снесли, остался лишь сквер. Спала под мостом речка Удача, и на берегу дремали, сбившись стайкой, бескрылые длиннохвостые утки.

Наконец, впереди замаячила знакомая подворотня – сквозной, пропахший крысами тоннель, который позволял срезать дорогу на добрых полверсты. Кат нырнул в кромешную тьму; Петер, шмыгая носом, безропотно последовал за ним. Пройдя под низким кирпичным сводом, они вышли с другой стороны здания и очутились на узкой улочке.

Тускло горел фонарь. Падали беззвучные снежинки. Напротив стоял дом Ката – маленький, в три окна шириной и в полтора этажа высотой. Тесный, обтрёпанный, как отцовское старое пальто, которое носил мальчишкой. Родная берлога…

Самое опасное место в городе – это порог твоего дома.

Именно здесь будут ждать те, кому надо тебя дождаться.

Кат не видел их сейчас, но чувствовал. То ли эхо шагов как-то не так отражалось от стен. То ли к запаху свежевыпавшего снега примешивалась вонь человечьего пота. То ли впрямь работало особое чувство, помимо пяти обычных – не прошли даром ночи, когда он вёл очередную жертву к Аде, постоянно оглядываясь, выбирая пустые улицы и за три квартала обходя будки городовых. Не могло такое пройти даром.

Фонарь, под которым стояли Кат с Петером, давал совсем немного света. Противоположная сторона улицы тонула в сложной мешанине теней. Идеальное место, чтобы прятаться и караулить.

Кат не спеша двинулся вперёд. И совсем не удивился, когда из узкого прохода, отделявшего его дом от соседнего здания, выступил невысокий ссутуленный человек.

– Здорово, Дёма, – сказал человек, держа руки в карманах.

Петер оступился и сделал неуверенный шаг в сторону.

Кат же с облегчением перевёл дух. Голос был хорошо ему знаком – даже слишком хорошо.

– Ну, здорово, Чолик, – сказал он. – Что пришёл? Мы с Килой на завтра забились.

Чолик сплюнул в снег тёмным сгустком табачной жвачки.

– Кила меня и послал, – ответил он невнятно. – Решил завтрева не ждать. Сказал – нынче