Книга Воля дороже свободы - Анатолий С. Герасименко

же товар хочет.

Он, ясное дело, говорил не на языке богов, а на родной словени, и Петер, ничего не понимавший, испуганно таращил глаза то на него, то на Ката.

Кат бросил взгляд за плечо. Улица была пуста. «Сколько событий, – подумал он, – за один-то вечер. Вашу мать».

– Товар у меня лежит, – слова выходили изо рта облачками пара. – Сейчас вынесу, обожди.

Он отпер дверь и качнул головой, приглашая Петера внутрь. Тот поспешно юркнул в дом, и Кат быстро запер замок, оставив Чолика мёрзнуть снаружи.

– Ваш друг? – спросил мальчик, когда Кат зажёг керосиновую лампу.

– Друг, – согласился Кат. – Ступай в комнату и посиди, я сейчас.

Крошечный закуток прихожей открывался прямо в гостиную. Гостиная была без затей: синие обои в клетку, два окна с выцветшими шторами, камин, застеклённая дверь на кухню. Мебель – стол, тахта да пара кресел. В камине лежала серыми комками зола, воздух был холодным и затхлым.

Петер, оставляя влажные следы, подошёл к тахте и уселся – осторожно, будто под набивкой ожидал найти иголки. Кат поставил лампу на камин, толкнул плечом кухонную дверь, и боком, чтобы не застить свет из гостиной, подобрался к печи. Сел на корточки, открыл заслонку и запустил руку глубоко в духовой шкаф.

Товар лежал на месте: короткая дубинка из странного материала, гладкого, похожего на полированное дерево, но гораздо твёрже. Непростая вещь, единственный экземпляр на весь Китеж. Впрочем, в Кармеле, где её создали, такие штуковины тоже были далеко не у каждого. Энергетическое оружие дорого ценилось на любом свете.

Кат закрыл заслонку и, провожаемый взглядом Петера, вернулся через гостиную обратно в прихожую. Вышел из дома, пряча дубинку за пазухой. Огляделся.

Сунул товар Чолику.

– Ого! – удивился тот. – Чё это?

– Палица, – сказал Кат. – Боевой жезл.

Чолик отыскал на боку палицы ребристую кнопку и нажал. Раздался треск. В мостовую ударила длинная искра.

– Сука! – от неожиданности Чолик выпустил палицу из рук. Та закувыркалась в воздухе, Чолик принялся смешно её ловить и едва успел подхватить у самой земли. – Ни хера себе! Сука! Горячая!..

– Передай Киле, чтобы домой ко мне больше никого не присылал, – сказал Кат. – Палевно.

Чолик послюнил пальцы, осторожно потрогал наконечник палицы и схоронил её под полу куртки.

– Ссышь, чё ли?

– Мне-то что, – Кат пожал плечами. – Я, если прижмут, на другой свет уйду. И никто не найдёт. А вот Кила без мироходца останется. Так и скажи.

– Сам скажешь, – окрысился Чолик. Потом вдруг улыбнулся, шепнул Кату в лицо:

– Гляжу, понравился пацан, аж на хату его привёл? Баба ревновать не будет?

Кат посмотрел в ответ молча. Так посмотрел – иному хватило бы.

Чолику, однако, не хватило. Он только засмеялся – тихо, скверно:

– А бабу-то, кстати, того… С собой на другой свет не возьмёшь. Тут сидеть будет. Думаешь, Кила её не оприходует, чё ли?

Кат протянул руку. Чолик понял, дёрнулся, но Кат успел вонзить три загнутых пальца в воздух у него перед лицом. Почувствовал, как в руку толкнулась горячая чужая пневма, потекла по жилам к самому сердцу, заполнила грудь теплом. Стукнуло в висках, захотелось петь, потянуло в пляс...

Чолик захрипел. Помертвелые глаза глядели прямо в лицо Ката, не отрываясь, и в них полоскался страх. Ноги тряслись, будто под тяжестью непомерного груза, на щетинистом подбородке блестела слюна.

Кат выждал ещё пару мгновений и опустил руку. Чолик попятился, запнулся и с размаху рухнул на задницу прямо в снег.

– Упырь пеженый, – он закашлялся. – Мразота… Давить вас надо…

– Не сиди на холодном, – посоветовал Кат.

Чолик наклонился и сблевал себе между колен. Кат развернулся и ушёл в дом.

«Зря я так, – подумал он, снимая плащ. – У Килы вопросы появятся… Однако немного же этому мудаку потребовалось. Хилый какой».

От поглощённой энергии подступило опьянение, словно от спиртного, но тут же и схлынуло: слишком мало пневмы, слишком много нервотрёпки за вечер. Кат крепко, со злостью встряхнул покрытый тающими снежинками плащ, повесил его на крючок и отправился в гостиную.

С каминной полки кротко помаргивала огоньком лампа. Петер сидел на тахте, поджав ноги. Ботинки он очень аккуратно поставил под тахту, но те всё равно выглядели предельно неаккуратно – два мокрых раздолбанных говнодава, сменившие на своём веку, должно быть, десятерых хозяев. Столь же убого смотрелась куртка, в которую кутался мальчик. И штаны были остальному под стать: грязные, латанные-перелатанные.

– Слушай, – нахмурился Кат, – а чего на тебе такая рванина?

– Так я говорил, кажется, – отозвался Петер. – Когда из приюта бежал, с собой только пижама и была. Ночью всё случилось потому что. Из той пустыни – ну, которую вы назвали Разрывом – меня выкинуло сюда, в город. Хотел купить нормальную одежду. Нашёл зарядную будку, сдал пневму. Будка выдала монетку. Одну, медную. Наверное, нужно было побольше сдать, но я побоялся, что ослабну, и не стал. Пошёл на рынок. И вот на эту монетку купил одежду…

Петер оглядел куртку, которой побрезговал бы последний китежский нищий.

– Стоило, наверно, выбирать тщательнее, – заключил он со