Книга Бывших не бывает - Евгений Сергеевич Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Эй, дука! – Ослиный Член был неугомонен. – Скажи этому магометову πούστης[10], что мы так и быть отпустим его, если он вместо кобылы при всех обслужит твоего жеребца!
Ответом ему стали хохот и грохот мечей о щиты. Вурц ржал вместе со всеми:
– Спасибо, солдат! Так я и сделаю! Вы согласны, сенаторы? – Дука обвел взглядом остальных.
– Согласны! – выдохнул строй в ответ полководцу.
– Тогда идите и расскажите своим товарищам всё! И помните – мы уже победили! Ника! – Вурц сорвал с головы шлем, приветствуя выборных.
– Ника! Ника! Ника! – за ветеранами клич подхватило всё войско.
Выборные разошлись, крики стихли. Началась работа. К дуке подлетали вестовые, что-то докладывали, получали какие-то приказы, да и мне стало не до того. Тысяча и одно дело требовало внимания: разместить прибывших скиритов, распределить запасное оружие, пополнение, воду, оруженосцев, обойти строй, переговорить с хилиархами и кентархами. Короче, я метался как укушенный тарантулом.
В середине нашего треугольника по моему приказу разложили костёр. Рядом с ним, на самой вершине холмика, служившего нам позицией, поставили знамёна. Все понимали зачем. И тут из лазарета начали прибывать раненые, способные вернуться в строй. Они шли, перевязанные окровавленными тряпками, многие не могли держать щиты и просто привязали их к рукам, вытекшие глаза, выбитые зубы, сломанные носы и челюсти, отрубленные пальцы – таким было моё сегодняшнее пополнение.
– Приветствую хилиарха! – услышал я голос, который сначала и не узнал.
– Феофил, ты?
Наверное, я не смог скрыть удивления и ужаса. Мы с Феофилом дружили с детства. Я знал, что он тяжело ранен и унесён в лазарет, но такого не ожидал. Весь пах и низ живота у него был перебинтован так, что юбка доспеха топорщилась, на месте левого глаза – грязная тряпка…
– Почему ты здесь?! Тебе уже достаточно! Отправляйся обратно! – всё, что накопилось во мне за этот день, выплеснулось криком.
– Не ори, Жёлудь! На тебя уже сопляки оборачиваются! Мне конец, наконечник дротика порвал кишки. Я не могу срать, но ещё способен драться! Так дай мне умереть здесь, а не сдохнуть там!
– Принимай свою сотню, Фео, и прости меня!
– Сочтёмся, Жёлудь! Прощай!
– Прощай, Фео!
Мой старый друг повернулся и поковылял к своей кентурии. Даже вино со смирной и настойкой опия не могло до конца заглушить ту нечеловеческую боль, что испытывал сейчас Фео. Но не дурманное зелье привело его сюда, а честь. Мы с детства знали, что нам предстоит стать солдатами, и сейчас Фео хотел умереть как солдат. Уйти из жизни не воющим от боли куском мяса, а воином! И как последнее причастие принять глоток собственной крови, отворённой вражеским железом. Он был таким всегда – упрямец Фео, таким он оставался и сейчас. «Что встали, калеки?! Ползите за мной! Здорово, Архип! Давай, двигайся! Рано тебе ещё в кентархи, подождешь, пока я не сдохну!» – слышал я его голос. Таким он и остался навсегда в моей памяти.
Боевой порядок установился. Люди ждали на своих местах. Только лучники и пращники в извечной жадности стрелков продолжали собирать стрелы, пули и камни. Свои или чужие – без разницы. Стрел в бою в избытке не бывает. Истекали последние мгновения перемирия.
Со стороны варваров опять мерзко завыл рог, вызывая на переговоры.
– На коня, Макарий! Поехали, повеселимся напоследок! – Вурц улыбался.
– Слушаюсь, светлейший! – отозвался я и, отстранив ипасписта, сел в седло.
– За мной! – Дука дал шпоры коню.
Мы отправились тем же составом. Маленькая кавалькада под знаменем империи. Сейчас мы сами были империей.
Турки ждали нас на том же месте. Остановившись, дука как равному кивнул султанскому выродку. Тот ответил тем же. Жирный толмач, понукая свою кобылу, выехал вперёд.
– Возлюбленный Аллахом потомок Пророка, потрясатель вселенной, меч Ислама, защитник веры, покоритель тысячи царств, муж тысячи жён, благочестивый султан Абдул-Мелик спрашивает тебя, Вурц-паша, согласен ли ты на его милостливые условия?
– Нет! – лязгнул голос Вурца.
– Ты отказываешься от милости потрясателя вселенной?! – поразился жирный евнух.
– Да, отказываюсь.
– Подумай, Вурц-паша, – вмешался султанёнок, – я даю тебе последний шанс. Ты и твои воины заслуживают лучшей участи. Спаси их и себя. Вы храбры и сильны, но смертному не дано противиться воле Аллаха. Примите истину и идите к нам. Щедрость султана не будет знать границ, он окажет вам великую честь, вы все станете спахами в том вилайете, который выберете сами, а править им будешь ты, Вурц-паша! В том нет бесчестья! Многие гяуры до вас уже узрели свет истины и теперь в почёте у султана!
– Нет!
– Ты спросил своих воинов?
– Да, и они просили передать их слова тебе.
– Говори!
– Если ты вместо кобылы обслужишь моего жеребца, солдаты согласны выпустить тебя живым! – рассмеялся в лицо варвару дука.
– Сыновья шлюхи и шакала, – турецкий петух в бешенстве схватился за саблю, – солнце не успеет зайти, как я брошу к ногам моего отца ваши головы! А ты, Вурц, будешь смотреть на это, корчась на колу! Пощады никому не будет!
– Мы не привыкли её просить! До встречи в поле, царевич. Посмотрим, насколько хорошо ты владеешь мечом! – Вурц развернул коня и, махнув нам рукой, поскакал в сторону наших позиций.
Не успели мы подъехать, как со стороны магометан раздались звуки рогов, игравших сбор, и вопли муэдзинов, созывавших правоверных на молитву. Знаки перемирия уже убрали.
Готовились к богослужению и мы. Перед фронтом соорудили походный алтарь, возле которого суетился священник «Жаворонков» отец Порфирий – известный всему войску пьяница, сквернослов и бабник. Ходили слухи, что архимандрит монастыря, из которого он к нам попал, уже десять лет ежедневно возносит хвалу Господу за то, что Создатель позволил сплавить брата Порфирия в войско.
Видом наш пастырь и его добровольные служки совсем не походили на торжественный клир Святой Софии. Грязная, драная, заскорузлая от крови ряса, обмотанные вокруг рук кожаные ремешки для накладывания на конечности, холщовая сумка травмата через плечо, свалявшиеся в колтун волосы и борода да смертельная усталость на лице. Весь этот долгий день он вместе с травматами таскал раненых, перевязывал, поил, исповедывал, причащал, соборовал…
Я стоял в общем строю на правом фланге. Было самое время обратится к Богу. Сейчас каждый вспоминал свою жизнь, считал грехи, мысленно просил у Спасителя утешения и поддержки. Через несколько мгновений нам всем предстояло
