Книга Мокрое волшебство - Эдит Несбит

– Ты отрываешь мне ухо! – только и ответил Бернард.

– Ладно, – сказал Фрэнсис, – у нас тоже есть новости. Но мы никому не скажем, правда, Мавис?

– Ой, не надо, давайте не будем вредничать в первый же день, – попросила Кэтлин. – А новости вот какие: русалку поймали, и я боюсь, что она умрет в плену, как ты и говорил. А у вас что?

Фрэнсис отпустил ухо Бернарда и повернулся к Мавис.

– Вот, значит, как, – медленно проговорил он. – Кто же ее поймал?

– Люди из цирка. А у вас какие новости? – нетерпеливо спросила Кэтлин.

– После завтрака, – пообещал Фрэнсис. – Да, мама, секундочку! Прошу прощения за ухо, Бернард. Мы вам все расскажем. О, это совсем не то, что вы думаете. Встретимся и все обсудим на мельнице, как только расправимся с завтраком. Согласны? Отлично. Да, мама, идем!

– Значит, должны быть две русалки, – прошептала Мавис Фрэнсису. – Они не могут обе быть Сабриной… Так которая же из них?

– В любом случае одну мы должны спасти, – ответил Фрэнсис с огоньком большого приключения в глазах. – Они умирают в неволе.

Глава третья. Спасение

Главный вопрос, конечно, заключался в следующем: возьмет ли их мама в цирк, а если сама туда не пойдет, отпустит ли их одних? Однажды в Бакингемшире она разрешила им пойти в бродячий зверинец, заставив сперва пообещать не прикасаться ни к каким животным. Дети пожалели о своем обещании, когда директор зверинца предложил им погладить своего ручного дрессированного волка, очень похожего на колли. Пришлось ответить:

– Нет, спасибо.

И тогда директор сказал:

– Испугались, да? Ну так бегите домой к мамочке!

И зеваки очень обидно смеялись.

В цирке, конечно, лошади и все остальные звери не настолько близко, чтобы их можно было погладить, поэтому с детей могут и не взять такого обещания. Если бы с ними пошла мама, ее присутствие, хоть и приятное, наверняка добавило бы сложностей, которых и без того будет полно (даже Мавис это понимала) в деле спасения русалки. Но, предположим, мама с ними не пойдет.

– Вдруг нам придется пообещать, что мы не прикоснемся ни к одному животному? – сказала Кэти. – Нельзя кого-то спасти, не прикоснувшись к нему.

– В том все и дело, что русалка – не животное, – возразила Мавис. – Она – личность.

– Но предположим, там другая разновидность русалки, – сказал Бернард. – Предположим, там разновидность, которую называют тюленями, как писали в газете.

– Ну это не так, – отрывисто ответил Фрэнсис. И добавил: – И все тут!

Они разговаривали в палисаднике, вися на зеленой калитке, пока мама наверху распаковывала багаж, который вчера, на вокзале Ватерлоо, был похож на холм с лопатками наверху.

– Мавис! – крикнула мама в открытое окно. – Я нашла только… Но лучше тебе подняться сюда.

– Я должна помочь маме распаковать вещи. – И Мавис нехотя поплелась к дому.

Некоторое время спустя она вернулась бегом.

– Все в порядке! Сегодня днем мама встретит папу на станции и купит нам шляпы от солнца. А потом мы возьмем лопатки и пойдем к морю до обеда… На обед будет жареный кролик и яблоки в тесте, я спросила у миссис Пирс… И мы сможем сами пойти в цирк, и мама ни словом не обмолвилась об обещании не трогать животных.

Итак, они отправились по белой дороге, где овсянка, как обычно, толковала о себе на дереве чуть подальше от места, где они шли. И так до самого пляжа.

Очень трудно всерьез беспокоиться о русалке, которую ты никогда не видел, не слышал и не трогал. С другой стороны, стоит однажды ее увидеть, прикоснуться к ней и услышать ее голос, и тебя уже вряд ли будет заботить что-нибудь другое. Вот почему, когда они добрались до берега, Кэтлин и Бернард сразу принялись рыть ров для песчаного замка, а старшие ходили взад-вперед, волоча за собой новые лопаты, как некие новые разновидности хвоста, и говорили, говорили, говорили – до тех пор, пока Кэти не попросила помочь копать, не то они не успеют достроить замок до начала прилива.

– Ты понятия не имеешь, какие они забавные – песчаные замки, Фрэнс, – ласково добавила девочка, – ты же раньше никогда не видел моря.

Итак, после этого они рыли все вместе, складывали песок в кучу, прихлопывали и лепили с помощью своих ведерок башни замка, выкапывали подземелья, туннели и мосты. Только крыша в конце концов всегда проваливалась, если песок заранее очень плотно не утрамбовывали. То был великолепный замок, хоть и не совсем законченный, когда до него добралась первая тонкая плоская волна. Дети принялись работать вдвое усерднее, стараясь удержать море снаружи, пока все не стало безнадежно. Тогда строители сгрудились в замке, а море постепенно смывало его, и в конце концов остался только бесформенный островок. Все промокли насквозь, и им пришлось полностью переодеться, как только они вернулись домой. Теперь вы понимаете, как они были довольны.

После жареного кролика и запеченных в тесте яблок мама отправилась в экспедицию по добыванию шляп и встрече папы. Фрэнсис пошел с ней на вокзал и вернулся слегка грустным.

– Мне пришлось пообещать, что я не прикоснусь ни к одному животному, – сказал он. – А вдруг русалка – животное?

– Она не животное, раз умеет говорить, – ответила Кэтлин. – Слушай, тебе не кажется, что мы должны надеть свою лучшую одежду? Я лично надену. Из уважения к чуду глубин. Ей понравится, если мы будем выглядеть красиво.

– Я не собираюсь ни для кого наряжаться, – твердо заявил Бернард.

– Хорошо, Мишка, – сказала Мавис. – Только мы с Кэти переоденемся. Помни, это волшебство.

– Эй, Фрэнс, как думаешь, мы должны переодеться?

– Не знаю, – ответил Фрэнсис. – Я не верю, что русалок заботит, как ты одет. Видишь ли, сами они не носят ничего, кроме хвостов, волос и зеркал. Если нужно навести красоту, они прекрасно справляются без помощи одежды. Но это не значит, что тебе повредит еще раз вымыть руки и попытаться вычесать песок из волос, а то они смахивают на метлу.

Сам Фрэнсис зашел так далеко, что надел синий галстук, подаренный тетей Эми, и начистил серебряную цепочку часов, которые носил в кармане жилета. Это помогло ему скоротать время в ожидании, пока девочки будут готовы. Наконец сестры закончили наряжаться, надев свои лучшие вещи, и все двинулись в путь.

Овсянка продолжала говорить о себе – эта тема никогда ее не утомляла.

– Птица как будто потешается над нами, – сказал Бернард.

– Думаю, ничегошеньки мы не найдем, – заметила Кэтлин, – но в цирке все равно будет весело.

Пустырь раскинулся сразу за Бичфилдом, с самой неприглядной стороны этого городка – там, где стоят лавки с плоскими фасадами и желтые кирпичные дома. В более привлекательном конце Бичфилда у магазинов есть маленькие выпуклые эркеры с зеленоватыми стеклами, сквозь которые почти ничего не видно. На плохой стороне Бичфилда торчат заброшенные афишные щиты, оклеенные потрепанными, уродливыми цветными плакатами, где красными буквами призывают носить настоящие ботинки Рамсдена, а синими буквами – проголосовать за Уилтона Эшби. Некоторые уголки плакатов вечно отклеиваются и уныло хлопают на ветру. В этом конце городка всегда полно соломы, рваной бумаги и пыли, а под изгородями, где положено расти цветам, валяются грязные тряпки, старые сапоги и жестянки. А еще там очень много крапивы и колючей проволоки вместо милых разноцветных изгородей.