Книга Инструментарий человечества - Кордвейнер Смит

– Может ли это стать полезным оружием во взрослом виде, господин?

Лорд Редлэди посмотрел на двух своих коллег. Они произносили слова с каменными лицами; если они и говрили, Род их не слышал. Последнее усилие стоило ему всей телепатической мощи.

– Давайте продолжим, – сказал Таггарт.

– Ты готов? – спросил лорд Редлэди Рода.

– Да, господин, – ответил Род.

– Я продолжу, – сказал лорд Редлэди. – Если ты понимаешь свое дело так, как видим его мы, мы перейдем к решению и, приняв его, немедленно убьем тебя либо немедленно освободим. Если случится последнее, мы также вручим тебе небольшой, но драгоценный дар, чтобы вознаградить тебя за учтивость, которую ты продемонстрировал совету, ведь без учтивости невозможно настоящее слушание, без слушания невозможно надлежащее решение, а без надлежащего решения не может быть ни справедливости, ни безопасности в грядущие годы. Ты это понимаешь? Ты согласен?

– Думаю, да, – ответил Род.

– Ты действительно понимаешь? Ты действительно согласен? Речь идет о твоей жизни, – сказал лорд Редлэди.

– Прикрой нас, – велел лорд Редлэди.

Род начал было спрашивать как, но затем понял, что приказ был отдан вовсе не ему.

Человек-змея ожил и тяжело задышал. Отчетливо произнес старые слова, со странным понижением голоса на каждом слоге:

– Высокий, мой лорд, или максимальный?

Вместо ответа лорд Редлэди поднял правую руку вертикально вверх, так, чтобы указательный палец смотрел в потолок. Человек-змея зашипел и эмоционально приготовился к атаке. Род почувствовал, как по коже побежали мурашки, затем волосы у него на затылке встали дыбом, и наконец все ощущения пропали, осталась только невыносимая настороженность. Если это и были мысли, которые человек-змея посылал за пределы фургона, ни один случайный прохожий не смог бы подслушать решение. Об этом позаботилось бы ужасающее давление неприкрытой угрозы.

Три члена совета взялись за руки и словно уснули.

Лорд Редлэди открыл глаза и едва заметно качнул головой солдату-змее.

Ощущение змеиной угрозы исчезло. Солдат вновь принял неподвижную позу, устремив взгляд вперед. Члены совета обмякли за столом. Казалось, они не в состоянии или не готовы говорить. Они выглядели запыхавшимися. Наконец Таггарт с трудом поднялся на ноги и, тяжело дыша, сказал Роду:

– Дверь там, парень. Иди. Ты гражданин. Свободный.

Род начал благодарить его, но старик вскинул правую руку:

– Не благодари меня. Это долг. Но помни: ни единого слова, никогда. Ни единого слова об этом слушании. Иди.

Род бросился к двери, проскочил в нее и оказался в собственном дворе. Свободный.

Мгновение он ошеломленно стоял.

Милое серое небо Старой Северной Австралии катилось низко над головой; это был уже не странный свет Старой Земли, где небеса предположительно вечно сияли синим. Род чихнул, когда сухой воздух коснулся его ноздрей. Одежда холодила кожу: из нее испарялась влага; Род не знал, была ли это атмосфера фургона или его собственный пот. Здесь было много людей и много света. А запах роз казался далеким, как другая жизнь.

Плачущая Лавиния стояла рядом с ним.

Род начал поворачиваться к ней, когда общий вздох толпы заставил его оглянуться.

Из фургона вышел человек-змея. (Род наконец понял, что это был всего лишь старый театральный фургон, из тех, в которые он сам входил сотни раз.) Земная униформа выглядела воплощением богатства и порока среди пыльных комбинезонов мужчин и поплиновых платьев женщин. Зеленая кожа казалась яркой на фоне загорелых лиц севстралийцев. Солдат отдал честь Роду.

Род не отдал ему честь в ответ. Он просто смотрел.

Быть может, они передумали и послали за ним смешок смерти.

Солдат протянул руку. В ней лежал бумажник, материал которого напоминал кожу тонкой, инопланетной выделки.

– Это не мое, – запинаясь, пробормотал Род.

– Это – не – твое, – ответил человек-змея, – но – это – дар – который – тебе – обещали – люди – внутри. – Возьми – его – потому – что – для – меня – здесь – слишком – сухо.

Род взял бумажник и сунул в карман. Какое значение имел этот подарок, когда ему подарили жизнь, глаза, дневной свет, ветер?

Человек-змея следил за ним мигающим взглядом. Он ничего не сказал, но снова отдал честь и скованно вернулся в фургон. У двери он обернулся и оглядел толпу, словно прикидывал простейший способ убить всех. Он ничего не сказал, ничем не пригрозил. Открыл дверь и скрылся внутри. Никаких следов человеческих обитателей фургона не было видно. Должно быть, подумал Род, существовал метод приводить и выводить их из Сада смерти очень тайным, очень тихим образом, потому что сам Род долго жил рядом и даже не догадывался, что его собственные соседи могут заседать в совете.

Люди вели себя забавно. Тихо стояли во дворе и ждали, что он сделает.

Род неловко обернулся и более внимательно пригляделся к ним.

Здесь были все его соседи и родственники – Макбаны, Макартуры, Пассарелли, Шмидты и даже Сандерсы!

Он приветственно поднял руку.

Разразился хаос.

Они бросились к нему. Женщины целовали его, мужчины хлопали по спине и пожимали руку, маленькие дети затянули писклявую песенку про Пастбище рока. Род стал сердцем толпы, которая привела его в собственную кухню.

Многие плакали.

Он удивился. И почти сразу понял…

Он им нравился.

По непостижимым человеческим причинам, запутанным, нелогичным человеческим причинам они желали ему добра. Даже тетушка, предсказавшая ему гроб, без стеснения всхлипывала, вытирая глаза и нос углом фартука.

Будучи калекой, он устал от людей, но в этот миг испытания их доброта, пусть и непостоянная, захлестнула его, подобно огромной волне. Он позволил им усадить себя в своей собственной кухне. Среди лепета, слез, смеха, искреннего и лживого радостного облегчения Род уловил мотив, повторявшийся снова и снова: он им нравился. Он восстал из мертвых; он был их Родом Макбаном.

Это опьянило его без всякого алкоголя.

– Я этого не вынесу! – крикнул он. – Вы все так чертовски, жутко, зубодробительно мне нравитесь, что я готов выбить из ваших дурацких голов ваши сентиментальные мозги!

– Правда, милая речь? – шепнула пожилая фермерша.

Полицейский в форме согласился.

Начался праздник. Он продолжался целых три дня, а когда закончился, на всем Пастбище рока не осталось ни одного сухого глаза или полной бутылки.

Время от времени голова Рода в достаточной степени прояснялась, и он наслаждался своим чудесным даром слыжать. Он просматривал все их умы, пока они болтали, и пели, и ели, и сходили с ума от радости; ни один из них не пришел сюда зря. Они действительно радовались. Они любили его. Они желали ему добра. Он сомневался, что эта любовь продлится долго, но наслаждался ею, пока она длилась.