Книга Дьявольская рулетка - Себастьян Фитцек
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Леони жива, Мариус арестован, а свидетельства его дочери должны уничтожить самый большой узел организованной преступности в Берлине. Кроме того, вы, Ян, освобождены от самых серьезных обвинений. Баллистическая экспертиза однозначно доказала, что убийцей Штука и Онассиса был Гетц.
Ян согласно кивнул.
— Я не хотел никому причинить вреда. За исключением Тимбера, возможно.
Ира прыснула со смеху. Она знала предысторию его отношений с ведущим. В свое время Ян отправил Маркусу Тимберу е-мейл с просьбой поднять вопрос о неясной судьбе Леони в его шоу.
«Чокнутому отказать». Этот ответ Тимбер отправил Дизелю для дальнейшей обработки. Но по недосмотру в списке получателей этого сообщения оказался и Ян.
Возможно, Ира тоже разбила бы Тимберу нос за такую резолюцию. Тем не менее в этот момент она вряд ли могла испытывать симпатию к психологу.
— Ян, вы, наверное, думаете, что я обязана вам жизнью? Разве не так? — задала она следующий вопрос. — Вы ведь явно безумно гордитесь собой? Только потому, что я не покончила с собой, а в данный момент сижу здесь.
Он начал смеяться.
— Нет. Я счастлив. И благодарен. Но не горд.
— Чепуха. Вы очень довольны собой. Думаете, что спасли мою дочь и удержали меня от самоубийства. Но мне придется, к сожалению, разочаровать вас. Вы ловки, признаю это. Уже тот факт, насколько хорошо ваши оплаченные лжезаложники дают свидетельства, доказывает ваш превосходный организаторский талант. Трудно будет привлечь эту труппу по какой-либо статье. Здесь я должна вас поздравить. Но все психотерапевтические разговоры во время захвата заложников вы можете пустить на ветер. Я так и не преодолела свою травму. Мой мир сейчас не сводится к воскресным посещениям моей дочери, которая, впрочем, по-прежнему меня игнорирует.
Ян лишь молча посмотрел на нее. Несмотря на жесткость ее слов, его зеленовато-голубые глаза излучали дружелюбное тепло.
От этого Ирино возмущение лишь возросло. Она так резко поднялась на ноги, что деревянный стул с грохотом опрокинулся и остался лежать на каменном полу.
— Вы великолепный актер, но чертовски плохой психолог. — Она обошла вокруг стола. — Десять дней назад вы бросались пустыми фразами, но ни одна из них ничего мне не дала. И что, собственно, означает эта ерунда, когда вы в студии заявили, что знаете Сару лучше, чем я думаю?
Ни говоря ни слова, Ян расстегнул пуговицу своего пиджака и достал из внутреннего кармана сложенное вдвое письмо на нескольких страницах. Он осторожно положил листки на стол, словно это был ценнейший документ.
— Что это?
— Ответ на ваш вопрос.
Ира брезгливо взяла листки, сделав при этом такое лицо, словно открыла банку с червяками. Она развернула потрепанную бумагу письма и окинула беглым взглядом первые написанные от руки строки. Потом вгляделась в них пристальнее.
— Последняя ступенька, — пояснил он.
Этого не может быть!
Ира чувствовала себя так, словно температура в комнате подскочила как минимум на десять градусов. Она хотела швырнуть письмо в лицо Яну, но силы ее покинули.
— Я работал с ней, — услышала она его слова, когда нагнулась, чтобы поднять стул.
— С Сарой? — Ире пришлось сесть, потому что почувствовала головокружение.
— Сара в первый раз пришла ко мне восемнадцать месяцев назад. Мы провели несколько сеансов, во время которых она рассказала мне о своих чувствах, навязчивых идеях и комплексах.
— Вы были врачом Сары! — повторила Ира, как в трансе, перелистывая страницы письма.
— А как вы думаете, почему я отклонил Херцберга и с самого начала хотел вести переговоры только со знаменитой Ирой Замин? — заговорил Ян. — После смерти Сары я следил за вашей судьбой в средствах массовой информации. Вы пережили то же, что и я: потеряли любимого человека, не зная почему. Я был уверен, что вы меня поймете. Вы подходили для этого лучше всех. И согласились на штурм только тогда, когда уже ничего нельзя было сделать. Именно это мне и было нужно. Союзник по ту сторону. Кто-то, кто даст мне время. Мне нужны были вы.
— Но… но… — Ира подняла голову, не обращая внимания на густую прядь волос, упавшую ей на лоб, — …значит, вы знали и Катарину?
Ян снова кивнул.
— Сара очень много рассказывала о своей младшей сестре Китти. И, если быть точным, именно она первая навела меня на мысль о захвате заложников на радиостудии. Сначала я планировал занять студию местного телевидения. Но она оказалась совершенно неподходящей для моих целей. Слишком много народу. Нет изолированных помещений. И тут я вспомнил рассказы Сары о Китти. Во время одного сеанса она упомянула о том, что ее сестра мечтает работать стажером на «Сто один и пять», и мне пришла в голову эта идея. Радиостанция почти не охраняется. Никому не придет в голову проводить здесь акцию террора.
— Значит, вы все время знали, что моя дочь прячется под раковиной?
Ян энергично замотал головой.
— Это было всего лишь несчастливое совпадение. К сожалению, она зашла в кухню в то время, когда я пошел в туалет. Но когда я захватил студию, а Китти не оказалось в числе заложников, я заподозрил, что она может прятаться в соседней комнате.
— Вы всех обманули!
— Нет, не всех. Вы же тогда спросили меня, не собираюсь ли я что-то делать с Китти. Ответ был: нет. Я использовал ее лишь как очевидца, чтобы все выглядело естественно. Я даже сознательно оставил Китти рацию Штука, чтобы она могла вступить в контакт с вами. Она подтвердила убийство, которого никогда не было. Лишь когда она чуть не обнаружила, что Штук жив, мне пришлось вмешаться.
— Вы использовали меня, — снова заявила Ира и встала. В два шага она подошла к двери и хлопнула по ней ладонью. — Вы ни на грош не лучше Гетца.
Зеленую дверь отомкнули снаружи.
— Думайте обо мне, что хотите. Но прочтите письмо, — сказал Ян, когда Ира уже выходила. Она не обернулась. — Прочтите его.
Это были последние его слова, которые она услышала. Женщина-полицейский уже запирала за ней стальную дверь.
Разумеется, она это сделала. Тем же вечером. Она прочла письмо дочери.
Всего два листа. Серая, экологически чистая бумага, исписанная с обеих сторон. После первых двух слов Ире потребовалась получасовая пауза и теплая ванна. Потом она снова обрела форму. По крайней мере ей стало немного лучше. Она села за старый обеденный стол и немного подождала. Спустя четверть часа зрение вновь повиновалось ей, и она смогла наконец читать дальше.
Мое завещание
Дорогая мама, милая Китти,
глубокоуважаемый господин доктор Май!
Если вы держите в руках эти листочки, значит, меня с вами уже нет. Я пишу открытое письмо, потому что после моей смерти, вас, возможно, объединит одно: чувство вины. Каждый из вас будет думать, что он оказался несостоятельным. Как мать, как сестра или как врач.