Книга У подножия необъятного мира - Владимир Шапко

И вот наконец под музыку к центру поля замаршировала сорганизованная, плотно сбитая группка из пяти человек. А шли они так: впереди с баяном дёргался баянист («Султанистый! Султанистый! Из шайки-лейки Алибы-хана ещё!»), за ним ухватисто шёл плотный – белые брюки, белая рубашка, чёрный галстук-бабочка, спелая лысина. Дальше парой очень физкультурно вымахивали руками вперёд два парня. Очень похожие, верно – близнецы. Тоже белые, но без бабочек. И замыкающим – сам Бедило.

И когда он – в борцовке, громадный, мускулистый – как на животе своём вынес всю эту марширующую группку в круг, все сразу радостно узнали его. Ну точно – он! На почте висит. На цветном плакате. «В сберкассе деньги накопил – на юг-море укатил!» И сберкнижку над головой вскинул. И улыбкой взрезался до ушей… Он, чертяга, о-он! Молодец, Ваня! Как твоя сберкнижка?

– Тих-хо! Тих-хо! – Это уже Плотный. Из рупора по головам ударил. Сперва вдаль, потом в упор шарахнул. Побольше раструб-то, чем шкенцовский. Пошире берёт. Слышь, Колька Шкенцы, учись! – Тих-хо-о, я вам сказал!.. Вот так… Внимание! Сегодня… у вас в гостях… неоднократный чемпион всех стран и народов… чемпион всего мир-р-ра-а!.. заслуженный мастер спорта первого разряда (самого высокого, товарищи)… чемпион по классической борьбе… чемпион по вольной борьбе… чемпион по всем видам тяжестей… непобедимый!.. непревзойдённый!.. Иван… Иванович… Беди-и-ило-о-о! – Народ захлопал, заорал, засвистел восторженно. Бедило сделал шаг вперёд, приложил руку к сердцу, поблагодарил. – Непревзойдённый мастер Бедило покажет вам сегодня се-е-ерию… каска-а-ад экспериментов, фе-е-ейерверк аттракционов… водопад силы и мощи тела и духа советского че-ло-века!.. Уважаемый мастер Бедило, прошу совершить вас круг почёта… Маэстро, ма-а-арш! – отлетел, как отстрельнулся в сторону Плотный.

Султанистый задёргался: «Легко на серд-це от ка-ши пер-ло-вой», – и Бедило, кругля литые руки, пошёл по кругу; улыбался, рукой вверху поматывал, как бы ту же счастливую сберкнижку народу показывал. Ну, Ваня, ну, молоток! Яростный дождь, шквал аплодисментов!

Обойдя круг почёта, Бедило промялся в стойку «вольно», руки замкнул на поясе – и замер статуей, ждёт.

– Итак, эксперимент пе-е-ервый! «Невинное жонглирование!» (Это, товарищи, название эксперимента.) Ассистенты, подготовьте, пожалуйста, эксперимент! Маэстро, ва-а-альс! – улетел опять в сторону Плотный. Под султанистые «Дунайские волны» забегали белые парни, расстелили большой фанерный щит, обитый дюралем, притащили две двухпудовые гири. Бедило ждёт, он сосредоточен. Вдруг резко забежал на щит, присел кошкой, цапнул обе двухпудовки, с натугой оторвал от щита и… закачался. Народ в хохот: вот эт-то невинное! Красное Ванино лицо скосилось к Плотному: что делать, подскажи, Плотный? Плотный – в ужасе! Отвернувшись, прикрыл от стыда лицо рукой: провал, полный провал! Тогда Ваня широко улыбнулся, скинул маску неудачника и легко, свободно, совершенно «невинно» зажонглировал. Гири кувыркались у него перед грудью, вылетали из-под ног, справа, слева, из-за спины через голову. Вдруг запустил одну метров на десять вверх. Гиря лениво зависла в небе – и устремилась вниз. У-убьёт! А Ваня в последний миг пригнул голову. Принял гирю на спину. И – укрощённую – с грохотом сбросил на щит: дескать, натуральная, без обману. Ну, чёрт Ваня! Так пугать! Народ перевёл дух, захлопал. А Ваня опять в стойке «вольно» – и руку у плеча раскрыл. Словно цветком раскрылся Ваня. Аплодисменты принимает! Да-а!..

– Эксперимент второ-о-о-ой! – Опять этот Плотный. Ну, опомниться не даёт! После «невинного»-то. Гонит, чёрт. А зачем? – Тих-хо! Эксперимент второй: «А для чего нам молоток?» (Это – название. Весьма забавный эксперимент, товарищи!) Товарищ Бедило, срочно подойдите ко мне. Срочно! – Бедило срочно подходит. – Товарищ Бедило! – орёт труба в народ. – Мы срочно уезжаем. Нужно срочно упаковать мебель. Только вы сможете нам помочь. Товарищи ассистенты, срочно подайте товарищу Бедило мебель – он её упакует! Срочно! Мы уез-жа-а-аем! – отскокнул в сторону Плотный.

Народ заволновался: «Как?! Уже?! Сматываются?! Долой! Сапожники! Све-е-е-е-ет!»

– Тихо! Тихо, товарищи! Вы нас не так поняли! Мы уезжаем временно, не совсем как бы. Условно. («Обма-а-ан! Све-е-е-ет! К-круши-и-и!») Все – на местах, я вам сказал! Провожать не надо! Спокойно! (Свист оборвался.) Итак, мы уезжаем… условно… – Плотный уже не отстрелил себя привычно в сторону – не до прыжков – просто отошёл, отирая с лысины внезапный пот: дубье чёртово! Угадай вас попробуй… Заказал тихо: – Маэстро, что-нибудь прощальное…

«Прощай, люби-и-и-имый горо-о-од», очень широко развернулся Султанистый. Опять побежали Белые, выхватили из свалки длинный стол, потом связками табуретки, покидали всё возле Вани, пучок здоровенных гвоздей ему сунули – и показывают, как глухонемому, дескать, упаковывай, сбивай!.. Ага! Вон оно что! Народ оживился, запоталкивался.

Ваня решительно подходит к столу, быстро, переворачивая, припечатывает на него несколько табуреток, сдвигает их и протягивает руку к Плотному. И пальцами нетерпеливо шевелит. Плотный – тут же сует ему платок. Ваня комкает платок в кулак, туда же гвоздь засовывает, и этой образовавшейся гвоздокулачиной – с размаху в табуретку. В дно. Насквозь пробил! И табуретку, и стол! («Вот эт-то упаковочка!») А он второй заложил: тах! Опять насквозь! Третий! Четвёртый! Вдруг очередью: тах! тах! тах! – Три табуретки подряд пришил, только щепа снизу стола ощетинилась! И отшвырнул всю упаковку Белым: грузите, мы успели! Народ в хохот, захлопал: «Вот это эксперимент! «А на что нам молоток?» А? Вот забавники!» А Ваня – уже опять раскрытый цветок. Да-а-а! Однако!..

Когда в следующем «эксперименте» Плотный объявил, что для его успешного проведения потребуются четверо, как он выразился, «экспериментируемых добровольцев», от которых потребуется «известная доля мужества», в народе заползала нерешительность: мужественных как-то не находилось.

– Ну, смелей, товарищи! «Бесплатная карусель» название эксперимента. Подходите, смелей! Всех мужественных записываю в свою записную книжку. Вот она – записная книжка! – Плотный помахал книжкой, оголил вечное перо. С улыбкой ждал.

В народе образовалась какая-то возня – и решительно встал Коля Шкенцы. Выдернул за собой пространщика Семёнова. Тот успел крикнуть Ване: «Не имеешь права! Ты – на учёте!», но тут же поник, как стебель зелёный в глухую жару.

Генка-милиционер ринулся – Коля не отдал Семёнова. Наказал толстой бабе: «Манька, присмотри. Как мать!» И под вспыхивающими взглядами Генки-милиционера смело выкандыбал к Плотному: «Записывай меня в записную книжку. Первого! Никого не боюсь!» Генка тут же подбежал – но теперь не отдавал Плотный. Под хохот народа кое-как выяснили отношения – и Коля, гордый, остался при Плотном.

Ещё народ вытолкнул двух добровольцев. Те долго, неуверенно, окольно как-то пододвигались к Плотному. Улыбались застенчиво, почёсывались, когда тот записывал их «в свою записную книжку». Но – мало. Ещё ведь одного надо. До полного комплекта. А? Товарищи? Кто мужественный?

И тут через флажки прыгает девчонка лет шестнадцати. В мамкином плечистом платье, в мамкиных туфлях на высоком каблуке, мамкина помада на губах, белые носочки – свои.