Книга Надежда гардемарина - Дэвид Файнток

— Я должен водить корабль, в этом — смысл моей жизни. Пожалуйста, командир, спасите меня! Я не стану ни во что вмешиваться, никого поучать, буду лишь исполнять свои прямые обязанности.

Я был тронут:

— Мы с вами недолюбливаем друг друга, мистер Хейнц. Тут уж ничего не поделаешь. Впрочем, это не важно. Я восстанавливаю вас в должности и внесу ваше имя в график дежурств. Посмотрим, что будет дальше.

Он вздохнул с облегчением и, прикрыв глаза, прошептал:

— Спасибо. — К горлу подкатил комок. Мне было мучительно стыдно. Я сломал человека.

22

Через несколько дней нам предстояло выйти из синтеза для окончательной навигационной рекогносцировки перед прибытием на Надежду.

Времени оставалось в обрез, но, прежде чем сложить с себя полномочия, мне надо было еще кое-что сделать. Во время дневной вахты я собрал на мостике офицеров: главного инженера Макэндрюса, пилота, гардемаринов и кадетов. Все с любопытством ждали, что будет. Вакс Хольцер по моей команде вышел вперед и вытянулся по стойке «смирно».

— Дарла, запишите всю процедуру. — Огоньки на видеомагнитофонах засветились. — Я, командир Николас Сифорт, произвожу гардемарина Вакса Стэнли Хольцера в полномочные офицеры Военно-Космического Флота Правительства Объединенных Наций. — Вакс прямо-таки обалдел от радости. — И, милостью Божьей, присваиваю ему звание лейтенанта.

Итак, с Ваксом все в порядке, он стал лейтенантом, и никто не может оспорить этого факта, чего нельзя сказать обо мне. Неизвестно, утвердит ли меня командиром адмирал Йохансон. В настоящее время назначения, сделанные во время рейса, отмене не подлежат независимо от того, как отнесется к ним Адмиралтейство. Во время рейса власть командира на корабле абсолютна, и его решения не подлежат обсуждению. Самого же командира Адмиралтейство вправе сместить.

Вакс принимал поздравления, обменивался рукопожатиями с офицерами, во весь рот улыбался, и вид у него был самый что ни на есть дурацкий. На лице Алекса я прочел озабоченность. Еще бы! Ведь он теперь — первый гардемарин, главный в кубрике.

Новоиспеченный лейтенант приказал кадетам перенести его пожитки в каюту. Обычное напряжение спало. Все немного расслабились. Прежде чем разойтись, мы поболтали.

— Ну что, мистер Кэрр, собираетесь бросать вызов новому начальнику? — спросил я почти по-дружески. Он холодно посмотрел на меня:

— Возможно, сэр. Если представится случай.

Я сразу перестал улыбаться. Похоже, он до сих пор не может мне простить бочку. Да и простит ли когда-нибудь? Ведь я унизил его, а такие, как Дерек, этого не прощают.

Несколько дней спустя я вывел корабль из синтеза. Алекс, под бдительным оком пилота, рассчитал наши координаты, а также координаты, необходимые для последнего скачка. Мистер Хейнц был немногословен. Полученные результаты я тщательно пересчитал. День выдался для меня по-настоящему удачный. Не прошло и получаса, как я закончил расчеты. Все данные полностью совпадали. Мы снова вошли в синтез.

Алекс облегченно вздохнул.

— Не торопитесь, мистер Тамаров. — Я показал ему на экран. — Дарла, смоделируйте, пожалуйста, наше приближение к Надежде. — Я включил связь. — Главный инженер, моделирование выхода из синтеза и маневры в качестве упражнений для гардемаринов. — Я снова обернулся к Алексу: — Выведите корабль из синтеза и причальте его.

Казалось, целая вечность прошла с тех пор, как я с треском провалился именно на этом маневре, пытаясь осуществить его под наблюдением капитана Хага и лейтенанта Дагалоу.

— Есть, сэр. — Алекс осмотрел пульт. — Машинное отделение, приготовиться к выходу из синтеза. — Он уверенно провел пальцем вниз по экрану. Я с завистью наблюдал за тем, с какой легкостью он осуществляет трудный маневр, включает вспомогательные двигатели и готовит корабль к стыковке с орбитальной станцией. Наконец он чуть-чуть надавил на тормоза, и воздушные шлюзы слегка соприкоснулись. Мы вполне благополучно состыковались с орбитальной станцией.

Я готов был от зависти вышвырнуть его с капитанского мостика, но, заметив у него на лбу капельки пота, немного смягчился.

— Хорошо, мистер Тамаров. Достаточно.

Когда он поднялся, я с трудом выдавил из себя:

— Все в порядке, Алекс, отличная работа.

Он просиял от радости:

— Благодарю вас, сэр. Спасибо!

— Как вы себя чувствуете в новом качестве? Ведь вы теперь первый гардемарин.

— Отлично, — ответил Алекс и скромно добавил: — Я стараюсь быть таким, каким были вы, сэр.

Это признание вначале порадовало, а потом разозлило меня. Господи! И зачем только ему походить на меня?

На корабле все были взволнованы и испытывали необычайный подъем духа: наше долгое путешествие подходило к концу. Оставалось только выйти из синтеза рядом с системой Надежды и причалить к орбитальной станции. А потом разгрузиться и сойти на берег.

В большинстве своем пассажиры знали, что ждет их на планете Надежда. Знали, чем будут там заниматься, каковы перспективы, возможности. Не один год готовились они к этому путешествию. Я тоже знал, что меня ждет: допросы, может быть, трибунал. Разумеется, мне не простят гибель членов экипажа и пассажиров, а тем более присвоение себе звания командира.

Придется ли мне еще когда-нибудь летать в глубоком космосе? Впрочем, не так уж это и важно. Командир из меня никакой. Но это не смертельно. К тому времени, когда меня в качестве гардемарина отошлют назад на Луну, срок моей службы закончится.

Продлевать контракт я не собираюсь. Одно дело — летать в космосе, без чего ни один офицер звездного флота не сделает карьеры, и совсем другое — так и остаться гардемарином и, зная, что ничего больше не светит, проторчать всю жизнь на корабле. Похоже, я бегу впереди паровоза. Еще неизвестно, оставят ли меня вообще на корабле, даже гардемарином. Ведь на моем счету Сэнди Уилски и еще много, много всего.

За ужином в столовой было оживленно, пожалуй, даже весело. Нашлись желающие сесть за капитанский столик. Но я предпочел оставаться в компании тех, кто не отвернулся от меня в трудное время. Аманда держалась вежливо, иногда даже улыбалась мне, но прежней теплоты в наших отношениях не было.

Бедняжка. Она не могла мириться с несправедливостью. Честность не позволяла. Поэтому и ушла от меня, а теперь вернулась в знак протеста против неблагодарности пассажиров. Ей казалось, что я спас корабль, в то время как я едва не угробил его. Вот что значит стать жертвой несправедливости!

Вечером, перед последним выходом из синтеза, Аманда дождалась меня неподалеку от столовой.

— Ник, я не хочу, чтобы наши отношения… кончились вот так. — Тон у нее был ласковый. — Нам надо поговорить.

От ощущения ее близости мне стало не по себе, и, немного попятившись, я сказал:

— Ничего не изменилось, Аманда. Ты была права. Я самый настоящий убийца. Последние события это подтвердили.