Книга Разлюбовь, или Злое золото неба - Андрей Зотов

«Уралы» набирали скорость. Если я буду телиться до шоссе, то там уж точно не спрыгнешь – или сейчас, или никогда. Я пополз к заднему краю крыши и, ногтями цепляясь за толстый шов тента, стал спускаться задом наперед, мотаясь вместе с кормой машины влево-вправо. Слезать было в десять раз труднее, чем залезать. Наконец нащупал ногами лесенку.

Грузовик шел уже километров под шестьдесят, но делать нечего, надо прыгать. Я мотылялся вместе с лестницей, готовой вот-вот оторваться под моим весом. Блин, страшно прыгать, а надо. А может, не прыгать, а сделать иначе?.. Повиснув на лесенке, я все ниже опускал ноги, и скоро подошвы кроссовок стали шоркать о трассу. Вроде ровная… Ну, давай! Тормозя подошвами, я поехал на них, как на лыжах, откидываясь назад, а потом решился и разжал пальцы.

«Урал» резко ушел вперед, а я только и смог перебрать ногами разика два – сила инерции так кинула меня вперед, что едва-едва успел собраться в комок. Лопатками, спиной, шеей, задницей, всеми своими способностями и недостатками, свернувшимися в колесо, я катился по жесткой дороге и, наконец, на полном ходу врезался во что-то затылком. О, блин!.. В глазах вспыхнули такие гениальные геометрические фигуры, что воспроизведи я их на бумаге – мне тут же отписали бы Нобелевскую премию, не иначе.

И только я разогнулся, только начала устанавливаться мало-мальская линия горизонта, как зрение выдало сигнал: атас! «Урал» притормаживал. Меня заметили в зеркало. Плохо дело – от леса отъехали уже далеко.

Прихрамывая, я побежал назад. Каждый шаг больно отдавался в затылке. Но все равно это была какая-никакая свобода. Сейчас они свяжутся с «Хаммером», он развернется и стартанет за мной. Скорей, скорей в лес, а там резко вправо, в сторону мотоцикла. Мне бы только сесть за руль, а там попробуй меня догони.

Я добежал до леса и лишь тогда оглянулся. Все правильно: спаренные сильные нижние фары плюс кассета фароискателей на крыше – мощный сгусток света приближался ко мне, и зря я туда посмотрел. В глазах вспыхнуло зарево. Ослепший, я постоял несколько секунд среди первых деревьев, а когда зрение начало возвращаться, рванул в гущу леса, забирая правее. Надеюсь, собаки у них нет. И значит, Марголин, именно Марголин самый главный во всей этой кутерьме! Я думал об этом всю дорогу и только теперь это прочувствовал. Генерал не то безопасности, не то разведки, с которым не так давно я сидел за одним столом, оказался тем, кого надо бояться больше всего. Почему, спрашивается, он тогда меня не повязал? Странно все это, странно и непонятно, переплетено и завязано в причудливый узел. И концов его не найти.

Надо отдать должное моему внутреннему навигатору – минут через сорок он вывел меня на дорогу. Я был уверен, что это был именно тот проселок, по которому вчера я въехал в этот гадский лес. «Хаммер» меня потерял. В лесу без собаки найти меня практически невозможно, да они, похоже, и не искали. Порыскали по дороге туда-сюда и уехали. Или где-нибудь затихарились и ждут рассвета. Ну, есть у них, допустим, инфракрасный бинокль, ну, просматривается из него поле, ну и что они там увидят? Хрен да маленько.

Через полчаса я нашел мотоцикл, выкатил его на дорогу и первым делом достал из багажника плоский флакон коньяка и упаковку сосисок. Аварийная пачка «Честерфилда» была как нельзя кстати. Ну вот, жизнь начинает налаживаться. Я сидел на «Ямахе», пил коньяк под сосиски фабрики имени Микояна и чувствовал, как все грузнеет левое плечо – похоже, я что-то там себе все-таки повредил. Ничего, схожу в баньку, попарю, намажу «Нимулидом». Бывало и хуже. В лесу раздавались шорохи, скрипы, какие-то странные перестуки, но я надеялся, что к «Анкерману» они не имеют отношения. А все-таки я ушел! Коньячок начал действовать, и когда я допил фляжку, жизнь уже казалась не таким и паршивым занятием. Правда, смысла в ней не прибавилось, ну так ведь я его ищу явно не там. Здесь, в этом лесу, что можно найти? Вот огрести, конечно, можно, причем огрести по полной программе, а ничего хорошего найти здесь, конечно, нельзя. (Грибы и ягоды я в виду не имею.) И самое интересное, я знал это с самого начала. Так у меня всегда: я с самого начала знаю, что ничего хорошего из мероприятия не выйдет, а все равно в него ввязываюсь. Ну и до каких же пор будет так продолжаться?

И только теперь, слегка отмякший и расслабленный, я вспомнил о тебе, Анечка, – что ты, наверное, уже купила билеты. И мне сразу стало плохо, потому что как бы утратился смысл всей этой суматохи, в которой жил я последнее время. Мне так хотелось верить, что он есть, и что он напрямую связан с тобой, и что когда он, наконец, всплывет на поверхность, все вдруг изменится в самую-самую лучшую сторону. Что может измениться? В какую-такую лучшую сторону? Что за чушь? Сколько можно жить какими-то дурацкими иллюзиями? Я завел мотоцикл и медленно поехал к шоссе.

Фару включать не буду. Если смотреть немного выше дороги, то двойная темная колея видна хорошо. А если они меня заметят и двинут наперерез, тогда и рвану со светом. Пространство от леса хорошо просматривалось из конца в конец, и никаких фар там не было видно. Значит, последние грузовики ушли, а «Хаммер», скорее всего, вернулся под свой колпак. А может, и в Москву уехал, кто его знает. А может, не уехал, а стоит где-то и сканирует округу.

Проселок был сравнительно ровный; я и без света разогнался до семидесяти пяти. Опять же коньячок придавал бодрости. И когда я был примерно на полпути к шоссе, справа, метрах в двадцати от меня, вдруг вспыхнули фары, а потом еще и фароискатели на крыше – все шесть, – вот и «Хаммер». То ли он все это время стоял на дороге, сливаясь с ночным пейзажем, то ли ждал в лесу, увидел меня и без света рванул наперерез. И только теперь включил всю свою иллюминацию.

Он шел ко мне под острым углом, весь из себя освещенный, мигающий, рычание мощного мотора становилось все громче, но как бы они ни пыжились, все равно «Хаммер» не скоростная машина, и, если я выскочу на шоссе первым, они в этом убедятся. Все эти декоративные «хаммеры», за исключением реальных армейских, – тачки для понта, не более того. Работая то дальним, то ближним светом, я все подбрасывал газку, и мурашки ползли по спине от мысли, что они меня держат на мушке и в любой момент могут нажать на гашетку. И тут вдруг я понял, что к гулу «Хаммера» уже давно прибавился звук еще одного двигателя. Что такое? Рискуя слететь в кювет, я оглянулся. Справа, со стороны леса, сереющим, но все еще звездным небом к нам приближался вертолет, похожий на стрекозу с горящей лампочкой в животе и двумя мигающими глазами. Не желают они меня выпускать. А если хотят замочить, почему не стреляют?

Гермошлем лежал в багажнике, и в глаза летела всякая дрянь. На тормозах я вылетел на шоссе, развернулся юзом, добивая левую подошву, и рванул в Москву по разделительной полосе. Почему они не стреляли и не стреляют теперь?

Встречный «МАЗ» предупредил о близком милицейском пикете. Интересный и символичный расклад: впереди менты, сзади бандюги. Пожалуй, впервые в жизни я предпочел бы ментов. «Хаммер» висел на «хвосте» метрах в ста двадцати, а вот вертолет был ближе, судя по хлопанью лопастей, заставлявших меня втягивать голову в плечи. Он хоть и маленький, но ходкий. Мощные фары погони через правое зеркало уже дважды ослепили меня, и пришлось свернуть зеркалу голову. И тут с неба вдруг ударил свет и заходил, заметался по трассе, высвечивая редкий ночной транспорт. Вот поймал автомобильную платформу, везущую два этажа «Жигулей», которую я только что хотел обогнать – хотел да перехотел: притормозил, ушел влево, подальше от света. А вертолетный рокот все нарастал, и лапа прожектора все щупала, щупала трассу и, наконец, выловила меня. Я летел в снопе света, бившего через левое плечо, а руки-ноги сами бросали мотоцикл вправо-влево, но прожектор меня уже не выпускал. 145… 130… 160 км/час… Я сбрасывал скорость – и он притормаживал, я подбрасывал газку – он тут же меня догонял. Да, профи сидел за штурвалом, ничего не скажешь. Первый раз в жизни я пытался смыться от вертолета.