Книга Японо-китайская война 1894-1895 гг. Неуслышанная война - Михаил Александрович Кутузов

Глава двенадцатая

ТРУДНАЯ ДОРОГА ИЗ КОРЕИ В КИТАЙ

После окончательного разгрома китайских войск в Корее боевые действия переместились в Южную Маньчжурию.

Пометим на полях: географическое название Маньчжурия (иногда писали Манджурия) претерпело значительные изменения за довольно короткий исторический срок. Термин первыми ввели в обращение англичане во время Первой опиумной войны, и понимали под Маньчжурией всю территорию Застенного Китая вплоть до Амура на Севере и побережья Японского моря — на востоке. На Западе Маньчжурия граничила с Монголией. Этим географическим термином пользовались и в России: в распоряжении Государственного канцлера А. Горчакова генерал-губернатору Восточной Сибири Н. Н. Муравьеву-Амурскому об основании Владивостока напрямую сказано о занятии нашими судами побережья Маньчжурии. Русские географы, а еще более политики, государственные деятели и журналисты со временем наполнили этот термин иным содержанием: Маньчжурией стали называть всю территорию Китая, прилежащую к России вплоть до Корейской границы. В описываемое время Маньчжурией называли всю территорию Китая восточнее и севернее Пекина. После Второй японо-китайской войны и создания Маньчжоу-го термином Маньчжурия стали обозначать территорию этого государства.

Еще до Пхеньянской катастрофы Ли Хунчжан предусмотрел необходимость сосредоточения значительных резервов вдоль реки Ялу, по которой проходила корейско-китайская граница. Резерв мог в случае необходимости прийти на помощь оборонявшим Пхеньян, а мог стать самостоятельной армейской группировкой, предназначенной для наступления на юг, к Сеулу. Именно на усиление этой группировки был предназначен десант, доставленный под прикрытием китайского флота 16 сентября. Десантированные силы вступили в Цзулянь утром 17 сентября. Отряд составляли 5 батальонов армии Сун Цина из Люйшунькоу и 12 батальонов Лю Шэнсю из Даляня. Кроме того, 12 кавалерийских эскадронов и 12 пехотных батальонов армии маньчжурского генерала И Кэтана заняли оборону на левом берегу реки Ялу.

21 сентября, после недельного тяжелого марша, к занимаемым рубежам подошли остатки армии, потерпевшей поражение в битве под Пхеньяном и с ходу переправились через реку на китайский берег. Среди них были те, кто шел еще от Асанского залива, им пришлось пройти до Китая более шестисот километров пешком. Общая численность китайских войск составила более 24 тысяч человек, 70 батальонов. За неделю с лишним китайцам удалось создать довольно мощную линию обороны вдоль реки с центром в Цзюляне. На этих рубежах были сосредоточены лучшие силы Северной армии Китая, однако их боевой дух не соответствовал той задаче, которая была поставлена Ли Хунчжаном перед генералами Сун Цином и Е Чжичао. Задача была поставлена жестко: укреплять местность всеми доступными способами, рыть окопы полного профиля, создать позиции для артиллерийской засады, не лезть в рукопашную драку и подпускать врага на расстояние пистолетного выстрела, после чего пускать в дело пулеметы.

В состав группировки входили силы не только Северной армии, поэтому Пекин еще до завершения перегруппировки направил сановнику по делам Севера приказ, предлагавший ему назначить командующим китайской армией популярного в народе генерала и бывшего губернатора Тайваня Лю Минчуаня. Его назначение бесспорно могло поднять боевой дух солдат, однако страдавший от малярии семидесятилетний генерал отказался принять командование. Тогда император назначил известного своей отвагой и боевым опытом генерала Сун Цина сначала советником командующего Северной армией, а через неделю — командующим китайскими вооруженными силами в Корее и в южной части Мукденской провинции. Ему не подчинялись лишь войска маньчжурского генерала И Кэтана, которые действовала самостоятельно. Тот факт, что командующего назначали в обход Ли Хунчжана, было серьезным свидетельством его ослабления. Это могло быть также результатом интриг его врагов при дворе. Однако перемещения командующих мало что меняли: каждый из них стоил другого. Отваги им было не занимать, а умения воевать с японцами не было ни у кого.

После ранения генерала Осима командование японской группировкой принял генерал Ямагата Аритомо. Это был очень известный в Японии человек, которого знали абсолютно все, до последнего рикши включительно. Выходец из старинной самурайской фамилии провинции Хидзэн, он в начале семидесятых годов был направлен для изучения военного дела во Францию и Россию. С 1873 — военный министр. В 1877 году был одним из главных действующих лиц при подавлении Сацумского восстания. С 1878 года — командир императорской гвардии и начальник Генерального штаба. С 1885 по 1891 год — министр внутренних дел, с 1889 и до министерского кризиса — премьер-министр. После назначения премьером Ито Хиробуми стал президентом Тайного совета, а с 1894 года — командующий 1-й армией. Наряду с адмиралом Ито Сукэнори, стал самым известным командиром этой войны.

Директива Главной ставки, полученная Ямагата 20 сентября, предписывала перейти с войсками реку Ялу и, развивая наступление, занять Ляодунский полуостров и все побережье Печелийского залива. Таким образом, создавался плацдарм для наступления на внутренние районы Китая, а флот лишался всех ремонтных баз и портов.

Однако выполнение директивы тормозилось положением в тылу японских войск. Офицеры, штурмовавшие Пхеньян, сообщили генералу, что, если бы оборона затянулась хотя бы на неделю, японцам пришлось бы отступить, поскольку каждый солдат имел с собой только двухдневный запас продовольствия. Реквизиция лошадей и наем корейских носильщиков шли ни шатко ни валко, а те, которых заставляли работать из-под палки, всячески саботировали это мероприятие. Чаще всего просто бросали груз и исчезали в горах. Кроме того, увидев последствия японской «помощи от китайского засилья», снова оживились притихшие было тонхаки, и партизанская война в окрестностях Сеула и в Чолладо вспыхнула с новой силой. Особенно серьезным было положение в горных районах между Сеулом и Пусаном, где японские войска могли перемещаться только значительными группами с охранением. Сопротивление нарастало там, где его менее всего ожидали, и молодые офицеры с искренним недоумением пытались понять, почему корейцы, которых «спасли» от китайского порабощения, так люто ненавидят своих «спасителей». Формирование новых структур государственного управления положения не меняло: телеграфная линия Сеул — Пусан требовала постоянной охраны силами пяти кавалерийских эскадронов, поскольку каждую ночь рвались провода и валились телеграфные столбы. Каждый день охранные войска несли потери, и понять, откуда стреляют, было совершенно невозможно. Убрать китайцев из Кореи оказалось мало: необходимо было «убедить» корейцев в том, что это делается для их блага. Они почему-то думали по-другому. В общем, почти месяц с момента взятия Пхеньяна понадобился для создания гарнизонных команд, общим числом ни много ни мало, почти 20 тысяч человек. В каждую корейскую провинцию, в крупные города и порты были назначены японские советники по делам местного самоуправления. Тыл беспокоил японское командование не меньше, а иногда и больше, чем боевые действия, поскольку в тылу все было намного непонятнее, чем в бою. Полным ходом шли пертурбации в Сеуле, где Отори интенсивно искал новых людей для занятия важных государственных постов.